– С ростом все понятно. А что на них было надето?
Джейми не спешил и выяснял все детали, могущие навести нас на след Эуона, но в то же время не показывал, к кому из мальчиков проявляет наибольший интерес. Рост, вес, цвет радужки, наличие шрамов и отличительных признаков, сутулость – все это становилось предметом его расспросов, все, что можно было рассказать и что запомнил Измаил.
Мужские голоса имели спокойную тональность, звенящий голос Фергюса не встревал в разговор, и я закрыла глаза. Усталость дала себя знать, но, по счастью, у меня больше ничего не болело и не кружилось.
Джейми и впрямь говорил чудно, как будто пес порыкивает. Раньше я такого не замечала. Согласные, вот что дает такой фонетический эффект.
Я примешала к этому свое фырканье, попытавшись издать похожий брюшной звук, и ощутила дрожание мышц под руками, которые сложила на животе.
Измаил говорил так же низко, как и Джейми, но его речь лилась плавно – хоть этого нельзя было сказать о его грамматике, – подобно тому, как льется растопленный шоколад, сдобренный сливками; она убаюкивала и усыпляла.
«Удивительно, как похоже на голос Джо Эбернети. Совсем такой, каким он диктовал отчет о вскрытии».
Голос Джо мог сделать красиво звучащими даже такие вещи, как отчет о вскрытии жертвы несчастного случая. Эбернети производил вскрытие трупа, надиктовывая отчет на магнитофон. Руки его на фоне бледности мертвого тела казались еще чернее.
«… мужчина, около шести футов, худощавого телосложения…»
Услышав голос Джо наяву, я вздрогнула и проснулась. Это было невероятно, но он звучал. За столом сидел…
– Нет! – воскликнула я, немало напугав этим мужчин.
Волосы спутались и налипали на руку, когда я отбрасывала их назад.
– Нет-нет, ничего, продолжайте. Сон дурной.
Они продолжили говорить, а я принялась размышлять.
Внешнего сходства ничуть не было: телосложение Джо делало его похожим на медведя, а Измаил был тоненьким и жилистым, очень сильным, если судить по рельефу мускулатуры.
Выражение лица и цвет кожи тоже разнились: широколицый Джо приветливо улыбался, Измаил выглядит так, словно прячется от кого-то, преследуемый кем-то, а потому не доверяет никому и имеет настороженный волчий взгляд. У Эбернети была кожа цвета свежего кофе, а у Измаила она имела красновато-черный оттенок, будто догорающие угли в костре. Штерн говорил, что таковы рабы с побережья Гвинеи, не так высоко ценившиеся на рынке рабов, как иссиня-черные сенегальцы, но выше желтовато-коричневых яга и конголезцев.
Но голоса, голоса, черт возьми, были до ужаса похожи: закрыв глаза, я не могла отличить голоса Измаила от голоса Джо, упорно возникавшего в моей памяти. Парадоксально. Эбернети прекрасно знал английский, а речь Измаила являла собой образчик того карибского английского, известного всем как «рабский». Других признаков сходства не было. Я приоткрыла глаза, не желая быть замеченной Измаилом во время наблюдений, и прошлась по его телу внимательным взглядом. Теперь в глаза бросилось то, чего я раньше не видела из-за того, что его кожа была испещрена татуировками, шрамам и ссадинами.