Он уперся лбом в сжатый кулак здоровой руки.
– Клэр, я хочу, чтобы ты оставила меня. Возвращайся в Шотландию, подымись на Крэг-на-Дун. Вернись на родину, к своему… мужу. Мурта тебя отвезет, я ему велел.
Он умолк. Я сидела неподвижно. Но вот он поднял голову и заговорил с решимостью и простотой отчаяния:
– Я буду любить тебя всю оставшуюся жизнь, но я больше не могу быть твоим мужем. А никем другим для тебя я быть не хочу. – Он стиснул челюсти. – Клэр, я так хочу тебя, что у меня даже кости содрогаются, но, да поможет мне Господь, я страшусь дотронуться до тебя!
Я хотела подойти к нему, но он остановил меня движением руки. Внутренняя борьба исказила лицо, голос звучал глухо, задушенно:
– Клэр, пожалуйста! Уезжай! А сейчас уйди, прошу тебя. Мне будет очень плохо, я не хочу, чтобы ты это видела.
Пожалуйста!
Я услышала в его голосе мольбу и поняла, что должна на этот раз пощадить его гордость. Встала и впервые за всю мою профессиональную практику оставила больного человека одного и без помощи, в расчете лишь на его собственные силы.
Я вышла из его комнаты оцепенелая и припала пылающим лицом к холодной и неумолимо твердой белой стене, не обращая внимания на изумленные взгляды Мурты и брата Уильяма. «Да поможет мне Господь, – сказал он. – Да поможет мне Господь, я страшусь дотронуться до тебя!»
Я выпрямилась. Ну что ж, почему бы и нет? Ведь больше некому.
В час, когда время замедлило свой ход, я преклонила колени в часовне Святого Жиля. Кроме отца Ансельма, элегантного даже в монашеском мешковатом одеянии, в часовне никого не было. Он не двигался и даже не обернулся, но живое молчание часовни охватило меня.
Я ненадолго опустилась на колени, чтобы вобрать в себя покой сумрака и отрешиться от суеты житейской. Ощутив, что сердце мое бьется в ритме ночи, я поднялась и села на одну из последних скамеек. Я сидела выпрямившись, скованная, не зная, как обратиться к молитве, не имея представления о ритуале. С чего начать? Наконец я произнесла тихо и глухо, что прошу о помощи. Пожалуйста.
Потом я сидела и ждала, пока тишина, наплывая волнами, окутает меня своим покрывалом, оградит от холода, словно плащом. Ждала, как говорил мне Ансельм, и минуты проходили несчитаной чередой.
В часовне стоял небольшой столик, накрытый полотняной скатертью. На столике находилась чаша со святой водой, рядом с чашей – Библия и еще какие-то духовные сочинения. Я встала, подошла к столику и взяла Библию; вернулась на прежнее место и положила ее на подставку перед собой. Не я первая обращалась к этому великому путеводителю в момент сомнения и тревоги. Света свечей было вполне достаточно для чтения, я начала осторожно переворачивать тонкие страницы и вчитываться в строчки прекрасной темной печати.