— Ой, где ж эта бледная некроманточка? Совсем довели ироды бедную деточку, лозины на них нима! Ой и… - и домовая остановилась.
И на меня посмотрела! На меня… домовая. Тьма, я едва дышала от восторга. Ведьмочки! Домовая! Глазам не верю.
А эта румяная сказочная представительница маленького народа, вдруг остановилась… шагах в пяти от меня. Слегка сощурилась, полуобернувшись посмотрела на его высочество, затем на меня, на его высочество, тяжело вздохнула и почему-то грустно сообщила:
— А я знала, что ничего не выйдет! Вот как чувствовала!
— Что не выйдет, тетя Матрена? — спросил наследник седьмого королевства.
— Ничего хорошего не выйдет, Ташшунечка, — ворчливо ответила домовиха, и вновь засеменила ко мне.
Подошла, как-то недобро совсем на меня и на Норта поглядывая. Языком поцокала, головой покачала. После поднос повыше подняла и пробурчала:
— Бери уже, несчастье ходячее.
Немного опешив от такого, я наклонилась, взяла чашку и прошептала:
— Спасибо.
Домовиха ничего не сказала в ответ, только смотрела теперь очень-очень внимательно. Словно насквозь видела. Затем головой покачала и вымолвила:
— Оно может и стоило бы разозлиться, много бед принесешь, сердцем чую, да доброты в тебе не взвесить, да не измерить, некроманточка. А еще смерть за тобой ходит…
Я чуть чашку от такого не выронила, насилу выпрямилась и стою, что сказать в такой ситуации вообще не знаю!
— Тетя Матрена, что вы такое говорите, — Ташши подошел к нам. — Риа, наша гостья, и вы…
— А что я такого говорю?! — вскинулась домовая. — Что есть, то и говорю! Смерть за ней ходит. Та же смерть, что и за тобой. Кого из вас двоих предпочтет даже и не ведаю, а метки на обоих одному исчадию тьмы принадлежат.
Затем неожиданно на Норта посмотрела и сурово так:
— Вижу, любишь ее больше жизни, надышаться не можешь. А сможешь ли удержать дыхание свое?
— Смогу, — уверенно ответил Норт.
Я сосредоточилась на чашке с ароматным какао и постаралась ничем не выдать своих мыслей. Дядя Тадор говорил, что маленький народ очень проницательны, но словно всей кожей ощутила взгляд. Посмотрела на домовую — тетя Матрена не сводила с меня мрачного взгляда. Вздохнула тяжело, суетливым движением перехватила поднос и сказала, как прокляла:
— Доброта тебя и погубит.
Я вздрогнула, чуть какао не расплескав, а домовиха добавила:
— И этот ушастый, что рядом стоит. Справа.
Я обернулась — справа стоял Гобби и судя по отвисшей челюсти тоже был сильно удивлен происходящим и вообще произносимым тетей Матреной.
Затем домовиха развернулась и ушла. Я осталась. И все сказанное тетей Матреной тоже осталось, словно в воздухе повисло. Гобби стоял, опустив голову. Норт как-то крепче обнял, что-то пытался мысленно мне сказать, но я почему-то не слышала, упрямо глядя на шоколадное молоко, которое чуть подрагивало в чашке, так как у меня дрожали руки. Его высочество, подойдя пытался извиниться и в целом понять не мог что нашло на домовую, Эдвин мрачно обронил "Разберемся с этой ходячей смертью", Дан вставил "Давно говорил, что с добротой пора завязывать", а вырвал меня из состояния ступора Никас.