— Ты сама напросилась, — процедил сквозь зубы и снова сильно вонзился в меня. Я закричала, подалась вперед, распахнув ноги еще шире, — ты еще попросишь меня остановиться.
Теперь он двигался так быстро и яростно, что кровать под нами жалобно скрипела, а я охрипла от криков. В какой-то момент он выпустил мои руки, подхватил меня под ягодицы, врезаясь все глубже, сильнее. Я извивалась под ним, оставляла кровавые полосы на его груди и спине, но он не останавливался и когда новый взрыв накрыл меня с головой, я почувствовала, как мышцы влагалища плотно обхватили его раскаленный член. Сокращения матки были столь сильными, что мне показалось, что от наслаждения я теряю сознание. Еще никогда я не испытывала ничего подобного. Почему с ним каждый раз лучше предыдущего? Как ему удается иметь над моим телом такую власть?
— Как же сладко ты кончаешь, — простонал он, — как сильно сжимаешь меня внутри.
Сегодня ты принадлежишь мне, ты моя, слышишь, ты моя…
Теперь уже он рычал, терял самообладание, а я двигалась ему навстречу в первобытном желании почувствовать пульсацию его члена внутри себя, поглотить его всего, заставить его корчиться от страсти, кричать, стонать. Он обхватил ладонью мое лицо.
— Ты моя… моя… моя… — его тело внезапно напряглось, он прогнулся назад, сильно сжимая мои бедра, и громко застонал, содрогаясь в судорогах оргазма. Я притянула его к себе, мокрого, скользкого от пота и подумала о том, что он прав. Я принадлежала только ему всегда, с того самого момента как увидела впервые, только больше я не позволю себя сломать, больше он не сможет сделать мне больно.
Артур лег на спину, все еще сжимая меня одной рукой за талию, крепко, по — хозяйски.
— Люблю тебя, — шепнул тихо, едва шевеля пересохшими губами, но я услышала, попыталась освободиться, но он удержал. Потом притянул к себе на грудь и крепко обвил меня руками, чтобы не сбежала. Через несколько минут он уснул, а я смотрела в темноту и не знала, как мне отреагировать на его слова. "Люблю" Артур сказал мне впервые, только я не была уверенна, что это не банальная благодарность за хороший секс, черт возьми, изумительный секс, самый лучший в моей жизни. Может с годами Чернышев уже не считает зазорным сказать своим любовницам приятные слова? Может, для него они значат не больше чем "спасибо"? Я закрыла глаза, уютней устроилась на нем, в горячем коконе его рук. Впервые расслабилась полностью и даже сама обняла его за шею. Меня баюкал его запах, биение его сердца, тепло его кожи. Болезнь возвращалась и прогрессировала и это не бронхит, а моя хроническая болезнь этим мужчиной. Моим первым мужчиной, единственным, которого я когда — либо любила и ненавидела.