— Ты не бойся. Вот, — протянул парню кувшин. — Пей. Здесь вода.
Испанец схватил воду и жадно припал к краю кувшина. Жадно пил. Оторвался от кувшина, посмотрел на юнгу, потом вновь начал пить. Вода текла по подбородку парня, стекала на рубаху. В темных глазах боль. В груди у Даньки все переворачивалось от жалости. Ему остро захотелось обнять мальчишку, прижать к себе его голову и прошептать слова утешения. Взять на себя часть его боли. Но он сдержался. Должно быть, пленника очень мучила жажда, — подумал Данька. — Попьет, станет легче.
— Ты не торопись. Я тебе еще еду принес, — Дэн достал миски. Он говорил с несчастным так, как разговаривают с измученным и напуганным зверьком, который не способен понять речь, только интонацию голоса. Протянул еду пленнику. Тот жадно совал пищу в рот, запихивал руками, словно боялся, что она убежит. Даня впервые видел, как ест голодный человек. Он не испытывал презрения, скорее сочувствие к мальчишке.
— Давай, ешь. Не торопись. — Так, помнилось, говорила мать. В его голосе звучала мелодия материнской заботы. Так матери всей вселенной говорят своим детям. Да найдешь ты утешение в скорби, да будет легким твой путь. Да зло и рана не приблизится телесе твоему. Запах отчаяния и страха отступал перед этими могучими словами.
Парень обгладывал мясные косточки. Снова пил. Потом вновь принимался за еду. Наконец, тарелки были опустошены, и испанец с тоской смотрел на них, удивлялся, куда все подевалось.
— Тебя как зовут? — спросил Данька. Он разговаривал с напуганным ребенком, не с пленником.
— Хуан, сеньор, — тонкий детский голосок, чуть охрипший.
— Я — Дэн, юнга. Ты откуда? Как попал на корабль? — Как дети попадают в гущу смертельных событий. Почему взрослые не смогли их уберечь? Не захотели? Зачем открыли дверь для детей в свой жестокий мир взрослых?
Прости, Даня, — думал Сеятель-Жнец, — я вырвал тебя из детства. Таков мой выбор, надеюсь, верный. Ты сделаешь свой. Блажен, кто посетил сей мир в его минуты роковые. Его призвали всеблагие, как собеседника на пир. Да не будет похмелья у тебя в чужом пиру. Я призвал тебя. Не оправдываюсь. Люди находят нужные слова: спасти мир, во имя будущего. Ангел Смерти знает, уходящий из круга жизни, не о спасении мира думает. Они уходят в долину мрака, где на черном песке следы ног Жнеца, где черное солнце обжигает кожу плеч, и солеными слезами текут ручьи. Аллилуйя, аллилуйя, и вечная жизнь.
— Я из Испании, недалеко от Толедо живет моя семья. Мы с отцом жили. У нас большая семья, много детей. Я старший. — парнишка даже улыбнулся. Вспомнил дом. Ласку материю. — Мы сеньору были должны много денег. И отец отвел меня в порт. Отдал капитану в услужение. Тот отцу заплатил.