Вынимают, проверяют. Всё нормально. Все живы и здоровы. Не выдержали мрака стального гроба, гремящего сжатым воздухом, заполненного водой.
Водолазы–инструкторы суют к мокрым стёклам индонезийских матросов свои кулачищи здоровенные.
— Во! Видали?! Шимпанзе желторожие! Папуасы явайские!
Хвать их за руки, за ноги и в аппарат! Задраили, воздух дали, воду. Стучите, хоть застучитесь. Молотком четыре удара по корпусу:
— Выходите, мариманы тропических джунглей! Чилимы мелкие!
Они вышли. Всплыли пробками. Счастливые. Обнимаются. Руки к небу воздевают, Всевышнего благодарят: живыми остались! И вразвалочку, деловые, в свой учебный корпус подались. Гордые, как космонавты, вернувшиеся из полёта на Марс. Недалеко прогарцевали героями. Увидели макаку–офицера. Рядом с ним наёмный американский полисмен в белых гетрах, в белой каске, в белых перчатках до локтей, подпоясанный белым ремнём с висящей на нём огромной белой кобурой. Ростом под два метра — нашим водолазам–бугаям не уступит. Морда тупая, квадратная. Щиток над глазами, во рту сигара дымится. Ноги широко расставлены. Руки за спиной. Сбоку дубинка резиновая висит. Если бы не сигара — вылитый наш «гаишник» нынешний! Офицер что–то пролаял. Парни–индонезийцы в струнку вытянулись, в комочки сжались. Офицер ещё что–то прогавкал им. Они — шмыг мимо него! Мышками рассыпались, в дверной норке исчезли.
На учебных занятиях индонезийских моряков на плацу всегда полисмен столбом стоял. Офицер или капрал нервы не тратит на нерадивых и непослушных. Чуть что не так — на! Получи по хребтине полицейской дубинкой! Выходит, и у них есть «без вины виноватые». Только индонезийцы, в отличие от нас, гальюны не драют, картошку после отбоя не чистят, бельё сами не стирают, в караулах не стоят, уборку в помещении не делают, на камбузе столы не накрывают, посуду не моют, двор и плац не метут. Не работают, короче говоря, а только учатся морскому делу. Служат. За них всё делали наши вольнонаёмные официантки, технички, прачки. Индонезийцы, на зависть нам, каждый вечер в город ходили, виски и ром пили, по Владивостоку гуляли. Они — контрактники. Наёмники. Зарплату получают. Заодно и по морде.
Вот и думай, где лучше. Наверно, там, где нас нет.
«Не служил бы я на флоте,
кабы не было смешно!»
Есть у моряков такая шутливая поговорка. Кое–кто переиначил её на свой лад: «Кто служил на флоте, тому в цирке не смешно!» А в нашей четвёртой роте мы каждый день со смеху могли умереть. Виновником столь необычной смерти непременно оказался бы мичман Загнибородин.
Я могу без устали рассказывать о нём анекдотичные истории и не будет им конца. Однако, щадя ваши животы и терпение к моему походному творению, обойдусь одной главой в дневнике.