— Равняйсь! Смирно! Равнение на — средину!
Рука у козырька, строевым шагом навстречу. На погонах звёзды большие сверкают. Ну, вылитый адмирал! Пузеню бы побольше, да ряшку помордастее… А так, ничего, похож!
Командир роты Минкин от удивления глазами мырг–мырг. Рот раскрыл. Здороваться с нами не стал.
— Как вам не стыдно? — говорит. — Над пожилым человеком насмехаться… Над геройским боцманом прославленной Краснознамённой «Щуки»… Совесть у вас есть, обалдуи?
Да нам–то? Те, кто в первой шеренге себя щипают, чтобы не расколоться с трудом сдерживаемым смехом. Те, кто во второй, губы прикусывают, за спины товарищей прячутся. Угар полный!
Начальник 51‑го учебного отряда подплава контр–адмирал Сухомлинов был закадычным другом нашего мичмана. Два старых морских волка вместе начинали морячить юнгами Северного флота. Ещё до войны мальчишками–сиротами пришли в подплав. Помогали краснофлотцам подкатывать торпеды, мины, набрасывать на кнехты швартовы, подавать сигналы семафором, подметать пирсы, очищать от ржавчины борта подводной лодки. Много ещё чего помогали эти двое юнцов в ладно подогнанной матросской форме.
И вот судьба свела вместе старых друзей–приятелей, ветеранов–подводников, бок о бок прошедших смертельно–страшную войну на море.
Частенько вечером в субботу дневальный по роте, завидев расшитый золотом адмиральский мундир, перепуганно орал:
— Смирно!
Адмирал, сутулясь, входил, небрежно, будто нехотя козырял, типа: «Да отвяжись ты… Раскричался тут…». И буркнув: «Вольно…», проходил в баталерку, где его поджидал мичман Загнибородин. Адмирал выставлял бутылку армянского коньяка, разворачивал обёртку шоколадной плитки и доставал из кармана тужурки лимон. Корешки тихо и мирно беседовали, а мы сновали у двери баталерки, стараясь не пропустить важный момент встречи боевых друзей–военморов. По мере того, как осушался «Арарат», голоса закадычных корешков становились громче и резче. И вот он, момент!
— Помнишь, как ты в боевом походе аварийную захлопку вовремя не закрыл?
Это Сухомлинов.
— Мовчи, салага! Я на три дни раньше в подплав придэ!
Это Загнибородин.
— Ну, и что? Да ты переборку от подволока отличить не мог, всё путался. Старпом кричит: «К подволоку раздвижной упор подставляй!». А ты его на переборку крепишь. В отсеке темнотища, воздух гремит, вода хлещет…
Это опять Сухомлинов.
— А ты, салажонок! Зелэный як три рубли! Брось на клумбу — до жовтня никто не побачит. Будэшь лежать, покель трава не посохне… На мени бушлат шили, а тоби в проекте нема було…
Это опять Загнибородин.
Разошлись корешки не на шутку. Крепко перебрали. Коньяком не обошлись. Мичман заначку — «Столичную» из шкафа достал. Заметно, что ветераны вторую бутылку уговорили. Разбушевались.