Кстати о матери…
На крыльцо, кутаясь в кружевную шаль выходить мама той сытой девочки. Симпатичная дарийка лет тридцати пяти. Она с такой любовью смотрит на дочку, что меня охватывает дикая зависть. С какой нежностью она зовёт её домой! Вслед за матерью на крыльце появляется отец — приятный мужчина. Девочка, смеясь, бежит к родителям. Они так счастливы, что меня сейчас… стошнит. Потому что вся эта тошнотворно идиллическая картина напоминает мне Катар, светящееся окно лекаря Мазэды и нас с мальчишкой-альтаирцем, которые как двое нищих, обделённых простой человеческой любовью, сидят на этом проклятом холодном заборчике и с жадностью подглядывают за чужим семейным счастьем, прекрасно понимаю, что у самих никогда такого не будет… никогда.
Тук. Тук. Тук.
Я такая злая… Раздражённая. Завистливая. Как же я ненавижу в себе всё это!
Прочь! Прочь отсюда! Не хочу думать, но и не могу забыть. Эта счастливая девочка всё ещё стоит у меня перед глазами.
Быстрым шагом удаляюсь от этой злополучной сытенькой улочки, где дети играют едой, в то время как Катаре от голода умирают точно такие же ребятишки.
Прочь! Прочь! Прочь!
От несправедливости хочется выть. Но я молчу. Потому что прекрасно понимаю: от меня всё равно в этой жизни ничего не зависит. Я не могу изменить ни свою, ни чью бы то ни было судьбу, поэтому…
Тук. Тук. Тук.
Злость и бессилие настолько поглощают меня, что я и не замечаю, как оказываюсь в трущобах, которые, оказывается, соседствуют с благополучными районами.
Сточные канавы. Зловонный запах. О-па! Крысы! Ла ещё такие жирные! О-ля-ля! Калеки, нищие, проститутки. Вот это да! Получается, что и у чистенькой сытой Адейры есть обратная сторона. Настроение резко идёт на лад. Кажется, я попала в хорошо знакомый мне мир.
Ярко накрашенные девки: весёлые, беспутные… как Акраба.
Калеки-попрошайки.
Дети-оборванцы.
Кашель, слёзы, прокуренный пьяный женский смех.
Запах эля, табака…
Прям, как у нас в Катаре. Да я, считай, дома!
Беззастенчиво всматриваюсь в перекошенные нищетой, злобою, похотью лица обитателей трущоб мегаполиса. Подмечаю, что чем глубже захожу в трущобы, тем чаще встречаю землян. В центре Адейры они редкость, а здесь… Анигай однажды обмолвился, что в столице есть подпольный «чёрный» рынок — излюбленное место контрабандистов всех мастей и пород. Наверняка он где-то поблизости.
Прохожу мимо борделя. Хорошо ещё успеваю вовремя отпрыгнуть в сторону. У моих ног прямо мордой в лужу приземляется в умательник пьяный землянин, который из заведеньица вышвырнул лысый одноглазый вышибала. Готова спорить: бывший харрдрог. А, может, и не бывший…