Забрав у Вована пузырь с хлороформом и заранее заготовленные салфетки, Витяй послушно двинул в сторону спальни. Осторожно приоткрыв дверь он с изумлением убедился, что бабы по–прежнему спят, укрывшись одеялами с головой.
Щедро плеснув на салфетки из пузыря, он повёл носом в сторону, чтобы не глотнуть мерзкого запаха. Так, воротя морду, он и приблизился к первой кушетке и, резко откинув одеяло, сунул салфетку туда, где судя по всему и находилась физиономия спящей красавицы. Дикая боль буквально переломила его пальцы. Витяй ахнул в голос и рванул руку на себя, тряся ею что было сил. К пальцам намертво прицепилась примитивная мышеловка. А вместо девичьего лица на него смотрела тыква с нарисованными глазами и высунутым языком. Подстава, — понял Витяй.
Одеяло со второй «жертвы» он сдёрнул, ухватив за самый краешек. В головах наблюдалась такая же, один в один, тыква и разное тряпьё, неуклюже сформированное в виде человеческого тела. По всему периметру этого «тела» были аккуратно разложены взведённые мышеловки.
— Что там у тебя? — услышал Витяй голос Митяя.
В ответ Витяй лишь нервно рассмеялся, не переставая дуть на распухшие пальцы.
***
— Ну, а теперь по медведю! — Гоша навскидку, почти не целясь, «убил» небольшого, но очень дикого медведя, вскинувшего в момент выстрела мохнатые лапы с окровавленными когтями.
— На медведя лучше с капканом, чтобы шкуру не повредить, — рассудительно заявил Лёвка, перезаряжая «макарова».
— Или с мышеловкой, — усмехнулся Гоша. — Для усугубления театральности.
И друзья засмеялись. Тихонько, сдержанно — чтобы не нарушить суровую и мужественную атмосферу тира.
Этот оборудованный по последнему слову техники тир принадлежал какому–то приятелю Анатолия Борисовича Веселова, отчима Гоши. Обустроен тир был в помещении бывшего бомбоубежища на Ленинском проспекте, недалеко от Центрального Дома Туриста.
Благодаря Толику Гоша с Лёвкой обзавелись постоянными абонементами, а близость тира к дому позволяла друзьям использовать абонементы на полную катушку. В последнее время они едва ли не каждый вечер буквально на полчасика заскакивали сюда. И делали заметные успехи.
Лёвка называл это полезное во всех отношениях развлечение «интенсивной терапией». А Гоше просто нравилось стрелять. Как по неподвижным так, и в особенности, по движущимся мишеням.
Начинали обычно с «макарова» и «стечкина», заканчивали же полновесными очередями из «узи» и «калашникова».
На более мощную технику вроде пулемётов и огнемётов тир рассчитан, к сожалению, не был. Но попрактиковаться во владении более мощным оружием им обещали в любое удобное время на подмосковном полигоне. Только как–то руки, ноги и колёса туда пока не доходили. Погода была слишком, что ли, хорошей? Ведь стрелять на полигоне, как известно, приятнее всего в слякоть. А чтобы с неба — ветер и дождь, переходящий в снег. Это — по–мужски.