— Манты будешь? — плюхнув Нюшу на диван, спросил он. Н-да, татарский язык немногим приличнее латиноамериканского, — удивилась Нюша. И тут только почувствовала, что страшно голодна. Прямо как Анита после свидания с коварным Хулио.
— Из твоих рук я буду даже манты, мой Хулио, — скрипучим голосом синхронного переводчика ответила Нюша и пояснила удивлённому Нуру. — Не пугайся, это я сегодня мыльную оперу весь день лабала.
Она растянулась на диване, накрытым клетчатым пледом — клетка красная, клетка коричневая и тихонько засмеялась, вспомнив, что Нур считает свой плед излишне политизированным. Нур накрывал на стол, расставляя керамические миски с салатами, раскладывая приборы возле тарелок по всем правилам.
— Это ничего, что я лежу? — поинтересовалась она.
— Бобик в гостях у Барбоса, — рассмеялся Нур.
Наконец, он принёс из кухни дымящуюся ёмкость с мантами. От аппетитного запаха Нюша прямо подскочила.
— Давай, давай, серийный маньяк, — поторопил её Нур, — а то вино остынет.
Он уже разливал в высокие бокалы красное вино, в неярком свете казавшееся чёрным.
Нюша с неприличной для девушки скоростью смела подряд три штуки обжигающих мантов и только тогда вздохнула довольно:
— Нурище! Ты спас меня! — торжественно объявила она, запив роскошное блюдо добрым глотком вина.
— Ещё вина? — улыбнулся довольный Нур и взял в руку холодную бутылку «шардоне».
— Нет, хватит, пожалуй! Мне много нельзя! — и Нюша смело взглянула ему прямо в глаза. И в который раз поразилась, какие у Нура красивые глаза. Светло–голубые, а по краю радужной оболосчки словно обведённые тёмно–серым карандашом.
— Боишься, завтра, похмелье замучает? — Нур участливо склонил голову.
— Нет, какое похмелье! — развеселилась Нюша. Скажет тоже — похмелье! Это от одной–то бутылки сухого вина? — Просто мне теперь вообще нельзя… — многозначительно понизила она голос.
— Это почему? — насторожился Нур.
— Потому, — Нюша положила руку на живот, не отрывая взгляда от Нуровых глаз.
А глаза эти вели себя странно. Сначала в них появилось изумление, а потом… Зрачки Нура съежились до размера точки и посветлели так, что обводка радужки стала казаться чёрной. Как вино, — подумала Нюша.
— Ты что, беременна? — голос Нура был жёстким и каким–то скрипучим.
— Угу, — стараясь казаться беззаботной, кивнула Нюша.
— А почему ты мне не сказала? — Нур прищурился.
— Вот, говорю, — Нюша отвела глаза и провела рукой по запотевшему бокалу. Ладонь стала влажной и холодной.
— Почему ты мне не сказала, — настаивал Нур, — что не предохраняешься? Я бы принял меры.
— Я думала… — растерялась Нюша, подумав о любви.