Так что оставалось одно — запереться и в одиночестве пережить это глухое и страшное чувство всепобеждающей тоски и грусти. Все последние три дня Зера лежала на диване в своей просторной и пустой квартире и читала «Анну Каренину». И хотя история Анны менее всего походила на её собственную, именно в этом великом любовном романе Зера и пыталась найти ответы на самые главные свои вопросы. А главным из них был вечный и самый сакраментальный: что делать?
Гоша на третий день плюнул, наконец, на все условности и приехал на Ломоносовский, где в одном из кирпичных домов с застеклёнными балконами и жила Зера.
— Собирайся, — не здороваясь, заявил он ей прямо с порога.
— Куда? — она испуганно отступила, пропуская его в квартиру.
— Летим в Уфу. Билеты я заказал. И поторопись — у тебя час, — он посмотрел на часы, — нет, полчаса, вдруг в пробке застрянем.
— Но, Гоша…
— Никаких «но», — отрезал он жёстко и вдруг подхватил её на руки и, крепко прижав к себе, шепнул. — Соскучился — ужасно!
— Я тоже, — призналась Зера и, обвив руками его шею, ответила на поцелуй.
Поцелуй затягивался, время словно перестало существовать для них. Первым опомнился Гоша:
— Зера, я с ума сошёл! Давай, быстрее! Бери всё самое необходимое, мы только на два дня, у меня здесь дел — по горло, — он очень убедительно почесал ребром ладони ворот водолазки.
И тут Зера испугалась:
— Почему в Уфу? Зачем в Уфу?
— Буду просить твоей руки у твоего отца. Ты меня ещё должна всем церемониям научить. Что можно говорить, чего нельзя… Научишь?
— Попробую, — слабо улыбнулась Зера, — вот только…
— Зера, точно опоздаем! — взмолился Гоша.
Он пошёл за нею в комнату, словно боялся отпустить хоть на минуту — а вдруг она опять спрячется? — и блестящими влюблёнными глазами наблюдал, как она кидает в портплед абсолютно необходимые в поездке вещи: летние босоножки, вечернее в мелких блёсках платье, огромную готовальню…
— Всё, хватит, чего не взяла, там купишь, — он отобрал у неё набор пивных кружек, которые она задумчиво разглядывала перед тем, как упаковать. — Откуда они у тебя?
— Дали как приз, когда принтер покупала.
— И зачем они тебе в Уфе?
— Не знаю… — Зера пожала плечами. И вдруг подняла на него глаза, бездонные карие глаза, чуть приподнятые к вискам, что делало её такой неповторимой и такой беззащитной. — Гоша, а ты правду сказал, ну, про руку и сердце?
— А ты что, против?
— Ты же знаешь, я — за. Но ты…
— А я без тебя жить не могу, — сказал он просто и, сам испугавшись своих слов, поцеловал её снова.
На самолёт они всё–таки ухитрились не опоздать. Исключительно потому, что вылет задержали на сорок минут.