Я не предвижу и того, что научное обобщение заменит искусство или станет чем-то большим, чем питательный симбионт искусства. Художник и писатель передает собственный личный опыт, свое видение прямо и непосредственно. Он воздействует на свою аудиторию эмоционально, не стремясь затронуть восприятие. Наука может надеяться на то, что ей удастся объяснить художественный гений и даже само искусство, а затем использовать эту информацию для изучения человеческого поведения, но она не предназначена для передачи чувства и ощущения на личном уровне или воссоздания полного богатства опыта из тех законов и принципов, которые являются предметом ее основного интереса.
И, конечно же, я не считаю, что научный натурализм станет альтернативной формой организованной, формальной религии. В этом я являюсь последователем таких гуманистов, как Хаксли, Уоддингтон, Монод, Паули, Добжански, Кэттелл и все те, кто рискнул заглянуть в лицо этой Горгоне. Каждый из них не сумел достичь своей цели в полной мере по одной из двух причин. Эти ученые отвергали религиозные убеждения как анимизм и рекомендовали поместить их в некий «заповедник» разума, где они могли бы влачить свое существование в стороне от бурной и полной интеллектуально жизни. Гуманисты проявляют трогательную веру во власть знания и идеи эволюционного прогресса над умами людей. Я предлагаю модификацию научного гуманизма путем признания того факта, что ментальные процессы религиозных убеждений — освящение личной и групповой идентичности, внимание к харизматичным лидерам, мифопоэтика и другие — представляют собой запрограммированные предрасположенности, самодостаточные компоненты которых были встроены в нейронный механизм мозга за тысячи поколений генетической эволюции. Они сильны, неискоренимы и составляют суть социального существования человека. Кроме того, они структурированы в такой степени, какой не осознавали большинство философов. Я считаю, что научный материализм должен соответствовать им на двух уровнях: как научная загадка особой сложности и увлекательности и как источник энергий, которым можно будет задать новое направление, когда сам научный материализм будет принят как более мощная мифология.
Этот переход будет осуществляться с все большей скоростью. Судьба человека — знать, хотя бы потому, что общества, обладающие знанием, доминируют над обществами, знаниями не обладающими. Луддиты и антиинтеллектуалы не овладеют дифференциальными уравнениями термодинамики и не найдут биохимических лекарств от болезней. Они останутся в крытых соломой хижинах и умрут молодыми. Культуры, которые ставят перед собой объединяющие цели, будут развиваться быстрее, чем те, у которых таких целей нет. Последует аутокаталитический рост знаний. Научный материализм — это единственная мифология, которая может поставить великие цели, опираясь на обретение чистого знания.