Верховодил всем в общежитии эстонец Калле — тихий, с плоским невыразительным лицом, первый и единственный, кто был прислан из колонии особого режима дотягивать оставшийся до «десятки» год. Начальник спецчасти сразу предупредил эстонца, что на свободе, он не жилец, и ему одна дорога — назад в зону. По любому поводу — и без повода. Но пока Калле держался. Работать, понятно, не работал, но норму ему писали: имея деньги и вес, на «химии» можно жить — не тужить. Калле и не бедствовал — принес из колонии достаточно, да и здесь имел не бросающиеся в глаза, но достаточно постоянные источники доходов: картишки, налоги с тайных торговцев спиртным и наркотиками, а также со всякой трусливой мелкоты, всегда готовой платить, лишь бы ее не трогали. Рекомендаций Фили было достаточно, чтобы эстонец пристроил меня на работу полегче и обеспечил достаточно спокойное существование. Жил «мужиком», «грея» мамиными денежками желающих за меня поработать и заработать. В блатные дела не совался. Да никто особо меня и не звал: доходы здесь были жидковаты, среда не та, так что едва хватало Калле и его окружению на нормальную жизнь. Литературные же мои труды никого не интересовали — любопытство не поощрялось. А книжонка получалась забавная, хотя и не такай гладкая, как «Малая земля».
Приезжала и моя бывшая благоверная. На черной «Волге», с нынешним своим хахалем Сергеем. Вальяжный, обросший молодым розовым сальцем научный сотрудник и профессорский сынок оказался, в сущности, компанейским парнем, водку лакал наравне с последним «химиком». В любую жару сидел за рулем в белой рубашке с галстуком и красным, смахивающим на депутатский, значком — гербом города Луганска. Все это в сочетании с установленными на «Волге» двумя антеннами отбивало у «гаишников» охоту цепляться к проезжему «начальству». Впрочем, в свои двадцать семь Сергей кое-чего добился: «остепенившись» в институте, руководимом его отцом, занимал в недавно организованной при Госкомприроды лаборатории некую не слишком обязывающую, но прилично оплачиваемую должность, имел просторный кабинет, заставленный новехонькой импортной аппаратурой, которая выдавала с точностью до шестого знака анализы примесей в используемом в лаборатории для промывания схем спирте. Вредные для организма примеси всегда удавалось выявить и выделить. Или нейтрализовать — не знаю что точнее — не специалист. Во всяком случае, к спирту претензий не было.
Заведующий лабораторией, тихий алкоголик, после недавнего посещения вытрезвителя, откуда его выручил с помощью знакомого прокурора Сергей, всецело находился в зависимости от подчиненного. И вопросы трудовой дисциплины отпали сами собой. Госкомприроды, это до недавних пор чисто декоративное ведомство, усилиями ревнителей чистоты среды обитания обрел заметный вес. «Капитаны перестройки» сколачивали политический капитал, стращая обывателей надвигающимися экологическими бедствиями. Аппарат не замедлил отреагировать — возникла новая грандиозная кормушка: каждое предприятие обязывалось получить до конца года специально разработанный «экологический паспорт». Все это, разумеется, не пришлось по вкусу производственникам, озабоченным конечным результатом, а не стерильностью заводских стоков. «Экологический паспорт предприятия» разрабатывала группа инициативных, энергичных, эрудированных подвижников экологии. Параллельно оформлялись документы и создавался кооператив «Днепроэколог». Как-то все так складывалось, что в кабинетах, пороги которых иному кооперативу пришлось бы обивать неделями, защитники окружающей среды встречали хороших знакомых, с радостью идущих им на встречу. Поистине, дружба — величайшее благо, особенно сулящая в дальнейшем эти самые блага в несравнимо большем количестве. И тот же чиновник санстанции, который только что с негодованием выставил подозрительного шашлычника или конфетника (и такое бывает, хотите верьте, хотите нет), пытавшегося сунуть взятку, с приятной улыбкой изыскивал возможности посодействовать развитию экологических исследований. Засевалось основательно, но и урожай должен был обеспечить сеятелей надолго.