других человека, которые внимательно осмотрев друг друга, устало и тяжело двинулись в
ту сторону, о которой не двусмысленно предупреждал древний символ…
Атсу, второй воин пятого десятка пограничного гарнизона, расположенного на краю
великой пустыни, сегодня был часовым. И часовым откровенно скучающим. Он вчера
опять проиграл две партии в азартной игре под названием «собаки и шакалы», и теперь
десять раз подряд будет расплачиваться за свою порочную страсть, стоя здесь, в
глинобитной сторожевой башне в самые жаркие часы и наблюдать за пустыней, что бы ее
Сешт опять пожрал.
Часовой с подвыванием зевнул и тряхнул головой, чтобы не уснуть. Солнце пекло
немилосердно и казалось, его беспощадные лучи прожигают даже крышу башни, укрытую
высохшим камышом. От скуки и жары Атсу, облокотившись на хлипенькое деревянное
ограждение, начал напевать нечто заунывно-бесконечное, такое же унылое, как и
подступающие к маленькой крепости пески. Но внезапно, как будто за эту песню пустыня
решила наградить воина, она из-за ближайшего бархана разрешила выйти двум фигурам -
мужской и женской. Эти двое, поддерживая друг друга, еле передвигая ноги, доплелись до
груды камней, лежащих прямо напротив башни, и упали на них от усталости…
Атсу потер глаза от изумления. Фигуры никуда не делись. Воин озадаченно произнес -
«И-е-е» – потом окончательно пришел в себя, и прыгая через ступеньку, стремительно и
рванул вниз, докладывать командиру этого Шу забытого гарнизона.
Командир, как обычно, в это время возлежал возле источника и с тупой угрюмостью
смотрел перед собой. Он, начальник тысячи в столице, был сослан сюда, как утверждали
злые языки, за настойчивые взгляды в сторону гарема Императора. И только благодаря
своим многочисленным и влиятельным родственникам, дело обошлось именно ссылкой. А
ведь вопрос стоял очень остро. Скажем так же остро, как и остр хирургический нож
придворного лекаря, одним движением превращающий ходока и кутилу в очень
осторожного и покладистого евнуха…
Атсу склонился в торопливом поклоне:
– Здоровья, радости, силы – милостивый Джахи.
Командир лениво поднял на него мрачный взгляд:
– Чего тебе, бездельник?
– За стеной мужчина и женщина.
Джахи встрепенулся, как боевой леопард, услышавший удары полкового барабана.
– Женщина?!!
–Да, милостивый. И она, как я сумел рассмотреть, красива, хоть вся в пыли.
Командиру полусотни и его подчиненным уже давно приелись десять рабынь, которых
отряд взял с собой в этот караул на сто восемьдесят восходов Шу. И сменить их не было
никакой возможности. Ну, Сешт бы их побрал, совершенно никакой…