Тома еще раз усмехнулась, вспоминая мой бенефис, а потом, быстро блеснув на меня глазами, уточнила:
- А при чем тут «щит»?
- Какой щит? - не понял я.
- Ну... ты сказал «о щи-и-ит», - довольно похоже передразнила она меня.
- А... Это такое слово на великом и могучем английском, которое воспитанным леди знать не следует. Кстати, об английском... - заговаривай ее, Дюха, заговаривай, гони любую пургу, лишь бы молчание не висело. - Покойный Набоков - удивительный случай. Сначала он стал известным русским писателем, а потом, начав с нуля, стал заметным англоязычным писателем. Представляешь, как это сложно - владеть словом на выдающемся уровне сразу на двух языках? Двуязычные писатели бывают, но, по-моему, Набоков единственный из них, кто стал знаменит в обеих ипостасях.
- Здорово... Хотела бы я так язык выучить, - с завистью в голосе сказала Тома и вздохнула. Да, назадавали нам сегодня по инглишу - мама не горюй.
- Знаешь... Похоже, что выучить его до такого уровня обычным людям не по силам. По последним данным разведки, где-то между двумя и четырьмя годами у ребенка есть окно возможности. Если в этом возрасте постоянно разговаривать с ним на нескольких языках, то он их все схватывает на лету, и они будут для него родными. А потом эта форточка захлопывается и приходится зубрить языки уже годами. Кстати, редко, но у некоторых эта способность остается на всю жизнь.
- Полиглоты? - Тома ощутимо расслабилась.
- Да, они. Клеопатра, по сведениям исторических источников, свободно изъяснялась на десяти языках, Толстой знал пятнадцать, Грибоедов и Чернышевский - по девять. А в доме Набокова в его детстве говорили сразу на трех языках: русском, английском и французском - вот он всеми тремя и владел как родными.
Кончик ее носа брезгливо сморщился:
- Что-то как-то мне этот Набоков не пошел. Гадость редкостная, - мы добрели до ее парадной и остановились напротив друг друга. Тома опустила портфель на землю и продолжила, чуть покраснев, - ну... У нас дома была одна его книга. Я потихоньку прочла. Написано красиво, но читать противно. Зачем такое писать? Какую идею он хотел донести? Не понимаю...
- Это ты о «Лолите»? - глаза ее забегали и она, еще гуще покраснев, кивнула. Я продолжил: - Ну да, есть такое, согласен. Но ты учти следующее. Он был аристократ, сноб и талантливый провокатор. «Лолита» на уровне сюжета - это осознанная провокация, достигшая своей цели. Но как писателя, его интересовали не идеи и сюжет, а стиль и слог как способ извлечения эмоций из души читателя. Он - инструменталист, разработчик языка. И вот здесь он бесподобен. Именно так его и надо воспринимать.