— Иди на вышку, в будку, я прикрою. — Будто так можно и в самом деле.
— Жора, Жорочка, а если увидят?
— Ну, что ты, глупая! Ну, иди же, иди! Грейся, скорей!
Опять шагаю и потом вижу, оборачиваясь, как она карабкается по этим бесконечным ступеням. Хоть бы ее никто не заметил!
— Жора, Жорочка, как хорошо. — Это почему–то шепчет она, сидя теперь на моих коленях. А я утопаю в ее теле и глажу его, наслаждаясь.
— Жорочка, милый, смотри, как я для тебя. — Она высоко задирает платье, и я вижу, что она надела чулки и пояс.
— Классно! Ты, Наташка, хорошо выглядишь!
— И что? Это и все!
— А что ты хотела? Лучше сядь ко мне лицом. — Она встает, высоко задирая юбку, переступая ногами, через мои колени садится, широко раздвигая ноги.
— Ну, как, котик? Тебе так приятно? Тебе хорошо?
— Наташка, Наташка, какая же ты сексуальная. — Запускаю руки, подхватываю ее довольно прохладную, мягкую попку, пытаясь стянуть с нее трусики, но мне мешает ее пояс и я вообще, не пойму ничего. Где же эти застежки, где и откуда расстегивается и застегивается все это? Вожусь. Она, сидя на мне ждет. Наконец я, что–то расстегиваю, куда–то стягиваю и уже чувствую всю ее.
— Руки холодные! Дай, положи мне туда, я погрею.
— Ну, что ты, не надо, тебе будет так неприятно. Они очень холодные и тебе так нельзя.
— Нет, мне уже можно.
— Не понял?
— Что ты не понял?
— Ну, как это можно?
— Ну, вот так. Сейчас можно.
— А почему только сейчас? Почему? Ты что–то скрываешь от меня и не договариваешь. А ну–ка, рассказывай все мне и до конца.
Потом она, то, прижимаясь ко мне всем телом, то, отклоняясь, все говорит мне о нем и о том, что у нее с ним было и что он вот такой. Что она забеременела, а потом на аборт из–за него. И он после этого, не стал больше встречаться и даже до самого дембеля все избегал ее.
— А когда, когда все это случилось? — Почему–то с замиранием внутри, расспрашиваю ее.
— Да в прошлом месяце.
— Что в прошлом месяце?
— Что, что? Да, аборт!
— Да, ты, что?!
— А что?
— Да, так же нельзя! — Пытаясь вспомнить, сколько же недель жить нельзя после этого, но пока я не вспоминаю, то она.
— Ну, подумаешь! В прошлый раз, так у меня почти через две недели пошли месячные и я…
— И, что, что ты?
— Ну, я… я, еб….ся
— Что, что ты? — Она, видимо не поняла. И, поправляясь, оттого, что я все время ее поправлял, когда она, безграмотно коверкала окончания слов или сами слова, и поэтому, думая, что я делаю ей замечание из–за неправильного окончания слова, она опять мне.
— Ну, я не знаю, как правильно это сказать, ну, наверное, так, я еб…сь.
Потом я взрываюсь. Сам не помню, как уже тащу ее к воротам. Она мне в слезах, почти кричит.