Беззумный Аддам (Этвуд) - страница 241

И еще они несли Джимми-Снежнычеловека также, хотя он не был мертвый – он не был мертвый, когда мы начали идти. И Рен шла рядом с ним, держала его за руку и плакала, потому что она была его другом; и Крозье шел с другой стороны от нее и помогал ей.

Но Джимми-Снежнычеловек путешествовал у себя в голове – далеко-далеко, как путешествовал раньше, когда лежал в гамаке и мы над ним мурлыкали. Но на этот раз он ушел так далеко, что уже не мог вернуться.

И Орикс была там с ним и помогала ему. Я слышал, как он с ней разговаривает – как раз перед тем, как он зашел слишком далеко, скрылся из виду и перестал дышать. И теперь он с Орикс. И с Коростелем тоже.

Такова история битвы.

А теперь можно петь.

На следующее утро они устраивают суд.

Все сидят вокруг общего стола – точнее, сидят Беззумные Аддамы и вертоградари. Свиноиды валяются на травке и на дорожках вокруг; Дети Коростеля пасутся неподалеку, жуя свои вечные листья и впитывая происходящее.

Сами пленные не присутствуют. Им не нужно присутствовать: их дела сомнению не подлежат. Суд собрался только для того, чтобы вынести приговор.

– Итак, мы собрались, чтобы решить их судьбу, – начинает Зеб. – Жаль, что мы не вышибли им мозги в пылу боя, но раз так получилось, мы должны принять хладнокровное решение. Будем голосовать сразу или устроим дискуссию?

– Они обычные арестованные или военнопленные? – спрашивает Тоби. – Это важный момент, разве не так?

Ей почему-то кажется, что она должна выступить в роли адвоката. Но почему? Просто потому, что у них нет защитника?

– Как насчет «ходячие мертвецы с выжженной совестью»? – предлагает Ребекка.

– Братья по крови, – говорит Белая Осока. – Хотя я понимаю, что это само по себе их не оправдывает.

– Они убили нашего брата, – говорит Шеклтон.

– Говноеды ебаные, – вставляет Крозье.

– Насильники и убийцы, – говорит Аманда.

– Они застрелили Джимми, – говорит Рен и начинает плакать. Аманда кладет руку ей на плечо, обнимает. Сама она не плачет: она сидит, как деревянное изваяние, и лишь глаза у нее жестко блестят. Она годится на роль палача, думает Тоби.

– Какая разница, как их называть, – говорит Носорог. – Главное, чтоб не людьми.

Трудно подобрать подходящий ярлык, думает Тоби. Три срока на когда-то печально знаменитой арене для больбола соскребли с этих людей все ярлыки, отбелили до потери слов и их смысла. Давно известно, что после трех сроков больболисты – уже не совсем люди.

– Я голосую за все вышеперечисленное, – говорит Зеб. – А теперь давайте к делу.

Белая Осока вяло заступается за пленников: