А что — это была мысль. Если бы он не решил уехать на юг, имело бы, пожалуй, смысл устроиться монтером. Лучше, во всяком случае, чем сидеть на одном месте и обрастать мхом.
Доехав с ними до развилки, он распрощался и свернул влево на Тихую Берестянку. Когда подходил к селу, занимался поздний зимний рассвет. Несмотря на то, что Георгий не ел почти сутки, сильно продрог и не имел впереди ничего определенного, но им овладело счастливое чувство. Вот его родные места, где все до мелочей знакомо, где прошли детство и юность. Село виднелось темным рисунком на фоне красного неба. Он издали угадывал дома по их очертаниям, вспоминал тех людей, которые в них жили. Он знал о них все, и они знали его прежнюю жизнь не хуже, чем свою собственную. Он помнил также, где лежали соседние деревни, все дороги к ним, и в них он тоже знал многих людей.
И эта дорога, по которой он шел, и скрип скованного морозом снега, и ледяные следы санных полозьев, и сам воздух, звонкий, сухой, с запахом утреннего дыма — все было отлично знакомо.
Поравнявшись со старой кузницей, Георгий остановился. Не мог он пройти мимо равнодушно, хотя сейчас она была мертва. Единственное окно без стекла смотрело в мир бессмысленно и отчужденно. Между тем несколько лет назад на всем земном шаре не было, пожалуй, места, которое тянуло бы к себе сильнее, чем это. Гошка приходил сюда, становился в открытых настежь дверях и вдыхал сладостные запахи земляного сырого пола, горящего угля и железной окалины. Асаня, по пояс голый, с каплями пота на сильной груди, работал здесь со своим отцом, и работа их казалась Гошке самой замечательной на свете. Асаня был старше на пять лет, но Гошке всегда почему-то дружить со сверстниками было неинтересно.
Почему он не стал кузнецом, как мечтал в детстве? Зачем понадобилось поступать в медицинский институт, возиться с трупами, бросать все это и поступать в политехнический? Возиться с чертежами и снова бросать… Может, именно кузница подсказывала ему его призвание? Иначе откуда эта страсть к металлу и огню?
Голубой огонь в горне, куски живого раскаленного железа, летящие колючие искры — как это было хорошо! В кузнице ремонтировали косилки, плуги, бороны — вещи простые и грязные, но мальчонка задыхался от радости, когда отец Асани, бородатый, как все старые деревенские кузнецы, кидал ему сердито:
— А ну, подай вон ту втулку…
Гошка кидался за втулкой, находил, подавал и преданно смотрел на кузнеца, готовый на все, только бы его не прогнали.
И его не прогоняли. Дерматиновый ученический портфель оставался у порога, а мальчишка потихоньку то поддерживал что-то, то отвинчивал, то промывал в керосине, то выбивал шпонку. Нет, он не боялся испачкаться — напротив, величайшей радостью было видеть свои руки, вымазанные солидолом, ржавчиной, вытирать пот со лба тыльной стороной кисти, как делал это Асаня.