сражаться. Я сожалела о том, что у меня была только одна жизнь, чтобы
отдать её делу, и как там еще говорят... что-то насчет торпед. В любом
случае, если Эми хотела драки, она её получит.
После того, как мы собрали все листовки, мы уселись на травянистом
холмике рядом с парковкой, чтобы спланировать контратаку.
— Я говорю, что нам нужно отнести эти листовки в администрацию и
пусть Эми исключат из гонки, — сказала я.
Обри покачала головой.
— Они ничего не сделают. Мы не сможем доказать, что это была она.
— Они могут сравнить почерк.
Рашель хмыкнула.
— Это не почерк Эми. Она не настолько глупа, чтобы самой писать их, —
она подняла одну из листовой, чтобы осмотреть. — Кроме того, это мужской
почерк.
Теперь и я изучала бумаги. Это действительно было похоже на мужской
почерк. Слова не текли, они просто застряли в высоких, неровных строчках,
как будто тот, кто писал их, торопился. Мужской почерк всегда так выглядит.
.
Поэтому у Эми должно быть был друг, или брат, или подельник из её
второй преступной жизни, который написал это за неё. Кто-то, кого
невозможно найти. Однако я изучала каждую букву на листовке, надеясь, что
узнаю почерк, когда увижу его снова.
По большей части, это мог быть чей угодно почерк, но буквы "е" были
особенными. Их петельки были тонкие, как игольное ушко, как будто они
были неряшливыми i. Я снова буду искать это "е", возможно, до конца своей
жизни. Когда-нибудь в доме престарелых мужчина, сидящий рядом со мной
напишет такие "е". Тогда я протяну руку и ударю его своей тростью.
Рашель кивнула в сторону школы.
— Я говорю, давайте сорвем плакаты Эми.
Я на секундочку подумала об этом, но только на секундочку. Эти речи о
честности и о том, как я не хотела проводить грубую кампанию, казались
очень далекими, их слова были призрачными. Гораздо более призрачными,
чем слова передо мной.
— Да, — мягко сказала я. — Это поднимет мне настроение.
Мы оставили парковку и пошли обратно к школе. Несколько людей все
еще спускались по ступенькам. Сколько еще учеников, и, что более важно,
сколько учителей оставалось внутри?
Если бы мой желудок уже не ушел в самоволку, он бы сбежал сейчас. Я
хотела, чтобы с нами была Челси. Она ничего не боялась, и я могла бы занять
у неё немного смелости.
Но она ходила домой пешком каждый день и, должно быть, не видела
листовок. Я завидовала её неосведомленности.
Я прошептала остальным:
— Мы просто забираем вещи из шкафчиков. Ведите себя обычно.
— Ты думаешь? — спросила Рашель. — Я планировала подозрительно
метаться туда-сюда по коридору.
Я пошла быстрее. Мне не нужен был её сарказм. Я хотела сказать ей,