— Конечно нет. Хочешь поговорить?
— Пока не знаю.
— Ну, как скажешь, — ответила Моника нежным, удивительно ровным голосом. — Я здесь. Звони, если понадобится забить гвоздь или где-нибудь переночевать. В поместье есть свободный коттедж. Он пустует, если тебе когда-нибудь понадобится пристанище.
Сара хотела было возразить, сказать, что все не так плохо и ей ни к чему искать пристанище, но слова застыли на языке.
— Подумай об этом, — сказала Моника и повесила трубку.
Взяв стакан с морсом, Сара поднялась наверх, взглянуть на картины. Ей срочно нужно было отвлечься. Сорвав покрывало, она посмотрела на первую картину. Ее мысли так запутались, она настолько погрузилась в себя, что понадобилось какое-то время, прежде чем до нее дошло, что же изображено на картине, и тогда, несмотря ни на что, на ее лице появилась невольная улыбка.
Эту картину она написала, когда была беременна Чарли и теряла голову от аромата льняного масла. Это был вид на садик из французских окон их гостиной. Краски были яркими, как цветная глазурь; они переехали совсем недавно, меньше чем за год до написания картины, и Сара еще не знала, как меняется садик в зависимости от смены времен года, и как с каждым месяцем меняется освещение. Удары кисти были уверенными, смелыми, они запечатлели энергию, а может, гормональную бурю периода беременности, и картина излучала жизненную силу. Сара провела пальцем по грубоватым мазкам и ребристым выступам застывшей краски — ей казалось, будто все это было в прошлой жизни.
Центром картины была дикая яблоня, которая, по предположениям Сары, была старее самого дома: скрюченный склонившийся ствол главенствовал на полотне и определял границы композиции. Под скрюченными ветвями земля была усыпана весенними цветами — нарциссами и крокусами, — а на переднем плане красовались деревянные кадки с огненно-красными тюльпанами, возвещая начало нового года.
Почва потрескалась от сильного мороза и была столь темной и рыхлой, что можно было почувствовать запах перегноя, изобилие и плодородие, скрываемое в ее недрах: именно такое ощущение не отпускало ее, когда она носила Чарли.
Проглотив комок в горле, Сара почувствовала сильнейшую боль и подступающие слезы, вспомнив долгие прохладные вечера, когда она писала картину. К ним примешивались воспоминания о том, как Крис подходил к ней сзади и обнимал ее расплывающуюся талию сильными руками, касаясь выпирающего живота, и Чарли, будто понимая, что Крис рядом, толкался и шевелился в животе, ловя его прикосновение.
В конце концов Сара все же не совладала со злостью и горем, проиграв битву, и горячие крупные слезы потекли по щекам, со взрывом плюхаясь о ковер на лестнице, как маленькие мокрые снаряды. Ублюдок, как он мог разрушить все, что они создали, ради такой, как Дженни Бек. Конечно, их отношения не идеальны, им приходилось несладко и всякое бывало, но что еще можно ожидать после двадцати лет совместной жизни? Она бы хотела кое-что изменить, но так бывает в любой семье, разве нет? Иногда ей хотелось убежать и никогда больше не видеть Криса, а иногда она любила его так сильно, что казалось, сердце разорвется.