– Не дышать! – строго скомандовала она изображению в зеркале.
За год Маша еще вытянулась. Между нижним обрезом блузки и светлым поясом джинсов сверкала полоска незадрапированной талии, как открытая вода в трещине расколовшейся льдины. Зато матовая смуглость обнаженных плеч подчеркивалась белой полосой кружев. Маша сочла вариант приемлемым. Она бросила сверху нитку алых бус. С юбкой выбора не было: тоже сильно севшая как в объеме, так и в длину, она была единственной.
– И не есть! – добавила Маша облаченной во все белое девушке из зеркала. И та послушно кивнула.
Затем Маша взяла маникюрные ножницы и вспорола снизу боковой шов. Теперь она могла даже ходить.
Они просидели сегодня в больнице до самого вечера. Бабушка лежала одна в маленькой двухместной палате. Ее соседку на Новый год выкрали домой. Маша предлагала Жене пока побродить по городу, но он заявил, что не для этого сбежал с ней, чтобы теперь гулять в одиночку. Когда он отходил, Маша рассказывала бабушке о Монмартике. Бабушка была тем единственным человеком, которому она могла поведать все. Ну, почти все. Она испытывала невольную тревогу: как бабушка примет или не примет ее Женю. Она помнила, что та благоволила Георгию, хотя внешне всегда была строга с ним. На всякий случай Маша опустила пару одиозных эпизодов, зато во всех подробностях описывала Женины художественные таланты.
– Ветреная ты, – ворчала прикованная к постели немолодая женщина, непонятным образом сохранившая необыкновенное влияние на всю семью. – Кавалеров меняешь, как перчатки.
– Не, ба. Я уже совсем другая. Мы просто мало видимся. Ты не успеваешь за мной.
– Ты только смотри, не наделай глупостей.
– Не боись, ба. Это исключено.
Маша вспомнила Эльку, которой даже не позвонила за два дня.
Маша закопалась с волосами, но, так ничего и не изобретя, наконец, появилась в большой комнате, где ее ждал Женя, с распущенной по спине гривой цвета южной ночи. Стрелки часов неумолимо сдвигались, обещая вот-вот сомкнуться, срезая ножницами лоскуты минут, последних минут второго тысячелетия. Женя глядел на подругу восхищенными глазами:
– Маш, ты потрясающа. Ты представляешься мне сейчас юной туземкой на затерянном тихоокеанском кокосовом острове, где меня либо соблазнят жирной, уродливой дочерью местного вождя, либо съедят, зажарив на костре.
– И что ты выбираешь?
– Мы сбежим с тобой в горы и спрячемся от преследователей в темной пещере, – Женя задернул занавески, щелкнул выключателем, и комнату заволокло колеблющейся полутьмой, разбавленной вздрагивающими пугливыми огоньками трех тонких стройных свечей, ушестеренных зеркалом, которые Маша не сразу заметила. – Мы разведем огонь, чтобы отпугивать диких зверей.