Его тон меня смутил.
– Это не мое дело, – сказала я.
Я не хотела, чтобы он считал меня излишне любопытной.
– Разве это соображение когда-нибудь кого-нибудь останавливало? В таком месте, как это, совершенно неестественно не интересоваться делами других людей.
Все это происходило так быстро! Милый и добрый мистер Холмс менялся на глазах, превращаясь в совершенно ужасного типа.
– Я не понимаю, о чем вы говорите.
– О, разумеется, ты все понимаешь. Ты только и делаешь, что за всеми наблюдаешь, разве не так? Ты наблюдаешь за этими глупышками. Они рассказывают тебе о своих горестях, и ты их слушаешь, но ничего не рассказываешь о себе.
– Я бы не сказала, что они так уж часто мне что-то рассказывают.
– Ты за ними наблюдаешь. Я это знаю, потому что иногда наблюдаю за тобой. Я вижу, как ты крадучись ходишь по лагерю, незаметно скользишь мимо девочек – и все замечаешь… – Он помолчал. – Теа, твое лицо все время неподвижно. Ты держишься особняком. Что должны думать о тебе другие девочки?
Я с трудом сдерживала слезы.
– Вряд ли они обо мне вообще думают.
Я чувствовала себя совершенно беззащитной. Мамино письмо пришло почти неделю назад, но до сих пор каждое ее слово ранило и жгло. Я и представить себе не могла, что если еще когда-нибудь увижу свой дом, то только глазами постороннего человека. Он был потерян для меня навсегда. Будет ли следующий хозяин Саси любить его так же сильно, как я? Мне это казалось невозможным. Я проводила с Саси больше времени, чем с Сэмом. По тому, как он настораживал уши, я знала, испуган он или просто взволнован. По тому, как он пощипывал меня за плечо, я понимала, он сердится или заигрывает со мной.
– Вряд ли ты на самом деле так думаешь.
Если бы он был моим другом, я бы спросила у него, почему он так жесток со мной? Так безжалостен? Но он не был моим другом.
Я встала.
– Мне пора идти.
Какой же я была дурой! Я не стала ни доверенным лицом мистера Холмса, ни его другом. Я была всего лишь глупышкой и сплетницей, ни больше ни меньше. Нет, все обстояло еще хуже: мистер Холмс был уверен, что я считаю себя лучше других. Но все было как раз наоборот! Сначала у меня мелькнула эта мысль, но в следующее мгновение явилась другая, которая и показалась мне истинной: я действительно лучше остальных. Я не позволяла себе чересчур привязываться к лагерю, потому что в глубине души считала себя лучше всех этих девчонок. Я знала больше, чем они, понимала больше, и вообще, меня ожидала совершенно иная жизнь.
Я прошла мимо него к шкафу, где висело мое пальто, и начала вертеть ручку. Я не знала, как его открыть. Я никогда его сама не открывала. Где эта Эмми? Она должна была находиться здесь. Она должна была прервать этот разговор, остановить мистера Холмса. Я хотела сказать ему, что то, что меня ожидает иная жизнь, совершенно не означает, что эта жизнь будет лучше, чем у других. В моменты отчаяния я была готова отдать все, что у меня есть, за возможность исправить то, что я натворила.