В ушах у меня шумело, и я услышала его, только когда он остановился у меня за спиной. Я приросла к месту. Ни за что на свете я бы не обернулась и не посмотрела ему в лицо. Он провел пальцем по моему позвоночнику.
– Ты всегда держишься очень прямо, даже когда крадешься. Я не говорил тебе, что прежде всего я обратил внимание на это, когда ты приехала сюда с отцом? На то, что у тебя идеальная осанка! – Его палец продолжал опускаться по моей спине и замер у самого копчика. – Вряд ли я тебе это сказал. Не думаю, что у меня была такая возможность, верно? Теа, Леоне придется уехать. Все рухнуло. И продолжает рушиться. У меня даже с грамматикой проблемы.
Его голос смягчился.
Я обернулась к нему, и он коснулся моей щеки.
– Прости, Теа. Похоже, я способен поступить низко. Это все неправильно, – произнес он и быстро вышел из комнаты.
Я открыла шкаф, только когда услышала его шаги наверху, в комнате Декки. Я пыталась застегнуть пальто, но мои руки тряслись. Обе руки. Ужасно тряслись. Раньше мои руки никогда не дрожали.
Я вышла наружу и направилась к своему домику. Там больше никого не было. Я знала, что девочки сейчас в Зале, и это меня радовало. Все было в полном порядке. Наши аккуратно сложенные ночные сорочки лежали в ящиках. Тщательно закрученные флаконы с лосьонами и духами стояли на умывальниках. Доуси еще утром застелила наши постели, а затем поправила их после тихого часа. В домиках находились наши личные вещи – фотографии в рамочках, картинки из журналов, пурпурные бархатные коробочки с украшениями. Мы, подобно призракам, населяли эти домики, которые на самом деле нам не принадлежали.
Я чувствовала себя обманутой. Меня привлекла его доброта, а теперь эта доброта исчезла, но я все равно его хотела. Я хотела его еще сильнее, если только это было возможно.
Я не стала даже прикрываться. Здесь никого не было. Никто не видел, как я вздернула юбку до пояса, поставила ноги в грязных туфлях на стеганое одеяло и начала двигать рукой так резко, что потом у меня там саднило. Никто меня не слышал. Никто не видел пятно крови. Никто не поинтересовался, почему я так долго смотрела в окно, что я там так высматривала. Ничего, ничего.
Я подсела к туалетному столику, оседлав стул, как лошадь. Я ездила верхом, даже когда не сидела на лошади. Я постоянно думала о лошадях. Я проводила в седле не больше двух часов в день, а остальное время ходила по земле, как обычная девочка. Но даже моя походка была немного неровной, как будто я сошла на сушу с корабля.
Я была на подъеме. Я преодолевала все препятствия с запасом в дюйм. В два дюйма. Мистер Альбрехт использовал меня в качестве примера для девочек из других групп. «Вот как это должно выглядеть!» – говорил он. Однажды он мне сказал, что я не грациозная всадница и не ласкаю взоры, зато моя техника безупречна.