– Теа, ты очень мокрая. И исключительная.
В его голосе было что-то неуловимое. Я пыталась понять, что это, но не могла.
– Быстрее, пожалуйста.
– Конечно.
Я коснулась своих грудей и закрыла глаза. Он умело и очень бережно вел меня по этому пути. Он не двигал рукой ни слишком быстро, ни слишком медленно. Я застонала. Я могла себе это позволить, потому что в доме никого не было. Я выгнулась под его рукой, и он ласково прижал меня к полу. Мои глаза были закрыты, но я все равно видела. Передо мной стремительно мелькали, сменяя друг друга, мама, брат, Саси, а затем Джорджи, Джорджи, Джорджи. И его рука исчезла. Все исчезло. Остались только яркие вспышки и лицо моего кузена.
Я открыла глаза и остановила его руку. Он внимательно смотрел на меня. Я прижала его голову к своей груди, и мы какое-то время так лежали, пока я не услышала звон колокола. Я попыталась задержать лицо Джорджи в памяти. Впервые за долгое время мысли о нем не причинили мне боли.
* * *
Итак, я знала, что это закончится, я знала, что миссис Холмс вернется. Уже был конец февраля. Она должна была вернуться к середине марта. Но я всегда умела не думать о том, чего не могла изменить. Мне казалось, что на меня смотрит Господь. Его поле зрения настолько сузилось, что не охватывало ничего, кроме примостившегося среди гор Йонахлосси. Я очень сильно чего-то хотела, потом я это получила и поэтому чувствовала себя все лучше и лучше.
Зима уходила. Сползала с гор подобно второй коже. Доуси убрала пуховые одеяла, всю зиму лежавшие в ногах наших кроватей. Из шкафов исчезли наши желтые и синие шарфы и свитера. Мы тоже оттаивали. Весенний воздух всех делал красивее, свежее, добрее.
Каждый день после ланча я заходила в Мастерс. Наши дни начали казаться мне годами. А еще мне казалось, что мы знаем друг друга уже много лет. Мистер Холмс один за другим снимал с Йонахлосси слои, недоступные пониманию Сисси. Она была одной из девочек и не могла знать того, что знал мистер Холмс. Он сказал мне, что им с миссис Холмс хорошо известно о пьянстве Джетти. Миссис Холмс давно отправила бы ее домой, если бы не Хенни, убедившая ее в том, что оставить Джетти в лагере – ее христианский долг. Он рассказал мне, что Йонахлосси оставляет себе Кинга в качестве оплаты за обучение Леоны, за которую уже больше года ничего не платили. Он рассказал мне, что дела у отца Кэтрин Хейз идут далеко не так хорошо, как думает Кэтрин, что за ее обучение заплатил дедушка, а ее дядя застрелился, чтобы избежать неминуемого ареста. Ему нравились девочки из Кентукки, потому что они ломались и манерничали меньше других. «А еще девочки из Флориды», – с улыбкой добавил он.