В тот вечер, когда все обедали, я оседлала Наари и поехала в горы. Теперь темнело только после восьми часов, так что я каталась, пока в небе не начали появляться звезды.
Мне было совсем нетрудно представить пушистые русые волосы Сисси, ее широко посаженные глаза. Ее лицо я видела гораздо отчетливее, чем лицо мамы, брата или отца. Когда я буду уезжать, попрошу у нее фотографию. Мэри Эбботт сказала, что слух уже расползся по всему лагерю, а значит, Сисси отправят домой максимум через день. И хотя я не особенно доверяла Мэри Эбботт, я понимала, что она права. Миссис Холмс, как всегда, становится известно обо всем. И если Сисси отправят домой из-за мальчика, ей никогда не позволят выйти замуж за него, за опозорившего ее, запятнавшего ее во всех остальных отношениях девственно чистую репутацию. Вся ее жизнь, все ее планы рухнут. А ведь еще вчера она так уверенно рассуждала о том, как следовало бы действовать моим родным. Кто мог теперь предсказать, как поступят ее родные, что они о ней подумают, независимо от того, как она будет защищаться. Уж точно не Сисси. Возможно, запрет выходить замуж за Буна станет наименьшей из ее бед.
Спешившись, я увидела в глубине конюшни силуэт мистера Альбрехта. Было слишком поздно прыгать в седло и уезжать, чтобы дождаться, когда он уйдет.
– Теа, – произнес он и кивнул мне.
– Привет.
– Ты больше не занимаешься. Только катаешься вечера напролет по горным тропам.
Я пожала плечами. Из-за акцента его речь приобретала какой-то странный ритм.
– Кажется, я так и не поздравил тебя с успехом, – произнес он и протянул мне руку. – Молодец.
Я подала ему свою маленькую и довольно мягкую ручку, и он стиснул ее в своей загрубевшей ладони.
– Спасибо.
К моим глазам снова подступили слезы. Я прижала ладонь второй руки к широкому лбу Наари. Для нее это будет все равно, что я умерла. Когда отсюда исчезнет мой запах, когда она перестанет ожидать стука моих сапог по вечерам, когда она привыкнет к звукам и запахам другой девочки. Но я всегда буду помнить свою первую лошадь. Я ее никогда не забуду.
Я обернулась к мистеру Альбрехту. Он смотрел на меня, как мне показалось, очень долго.
– Ты талантливая наездница, Теа. Не надо зарывать свой талант в землю.
Из-за своего акцента он как бы подчеркнул слово зарывать.
– Почему?
– Ты могла бы делать то, что никто не делал до тебя, – ответил он, не выпуская моей руки.
Я отвела глаза.
– Возможно.
В мире и в Йонахлосси по-прежнему существовала доброта. Мне она казалась почти неуместной.
На следующее утро я встала очень рано. Тщательно оделась, аккуратно заправила блузку в юбку, начистила ботинки. Я оглянулась на Сисси, которая спала на спине, разбросав руки в стороны, и улыбнулась. Вчера вечером она рассказала мне, что девочки знают о ней и Буне. Но, похоже, ее это не волновало. Она этим даже как будто немного гордилась. Я сделала удивленное лицо. Судя по всему, она понятия не имела, как далеко разошлись эти слухи, что они расползлись по лагерю и достигли ушей миссис Холмс.