– Генерал Друэ! – воскликнул Наполеон, отвлекшись от карты и торопясь навстречу гостю. – Наконец-то! Вижу, вы смогли достать для нас лошадей?
– Часть из них еще в пути, император. С ними и ваша карета. Но их все равно слишком мало. Я слышал, с вами прибыла тысяча солдат…
– Не тревожьтесь об этом. Мы отправимся в Париж пешком, не торопясь и с мирными намерениями.
Наполеон вышел из шатра и тут же наклонился, чтобы сорвать фиалку. Любуясь цветком, он задумчиво произнес:
– Как рано в этом году на Антибы пришла весна. Еще одно доброе предзнаменование.
– Так вы не отказались от идеи пересечь Францию с букетом цветов вместо оружия и с улыбкой на лице? – мягко произнес Денсво. Его слова были исполнены иронии, но голос, когда он склонился перед императором, превратил ее в восхищение и одобрение.
– Оружие у нас будет, мсье, – решительно оборвал его Наполеон. – Но мы сделаем все возможное, чтобы не прикасаться к нему.
– Возможно, Бурбоны и позволят вам такую роскошь, милорд. Но их союзники намерены сражаться.
– Будем надеяться на мир и готовиться к войне. Теперь к делу, генерал Друэ. Нам нужно выбрать маршрут…
Наполеон излучал уверенность, но уверенность странного свойства: подкрепленную суевериями, знаками и предзнаменованиями, которые видел только он сам. В руках императора то и дело мелькали монеты, которые – на второй день марша Кесслеру наконец удалось рассмотреть их – действительно были древними артефактами с Закинтоса. Бонапарт оставил их без присмотра всего на пару секунд: положил на столешницу, чтобы достать из сундука очередную карту. Иоганн метнулся к нему – помочь, а на самом деле бросить изучающий взгляд на кругляши из желтого металла, тускло блестевшие на деревянной поверхности. Монеты полностью соответствовали изображению в гримуаре. Согласно записям, они были отлиты в восьмом веке. На одной стороне можно было различить свастику, древний символ удачи, который использовали на Дальнем Востоке, а вторую украшало изображение немейского льва. Кесслер мимолетно коснулся одной из них и тут же ощутил легкое покалывание в пальцах – как будто артефакты вибрировали от количества связанных с ними легенд. Ходили слухи, что монеты Закинтоса дают своему обладателю власть над умами окружающих, наделяя его обаянием и колдовской харизмой. Говорили также, что монеты отравлены, и яд этот постепенно превращает обаяние своего хозяина в безумие и отчаяние.
И все же, если хотя бы часть мифов была правдива, Наполеон мог использовать их, чтобы вернуть себе власть. Как агент эрцгерцога Карла, Кесслер был обязан этому воспрепятствовать. Как охотник-Гримм – тем более. Артефакту такого рода не место в руках Денсво – впрочем, как и в руках Бонапарта.