Рыцарь подскочил к Бруно, схватив его за плечи и уставившись в глаза немигающим взглядом. От неожиданности здоровяк дёрнулся назад, но державшие его руки даже не шелохнулись.
— Ах, какой это был меч. От хвостовика до острия весь покрытый золотой чеканкой. По лезвию идёт надпись «Один народ, одна вера, один правитель!» — древний девиз моего рода. Рукоять богато отделана золотом и перевита серебряной проволокой. А навершие — это цельный алмаз, размером с мой кулак. И он мой, мой по праву!
Так же как быстро и неожиданно Амадеуш бросил совсем сомлевшего оруженосца, практически до мокрых порток напугавшегося этого равнодушного взгляда с клубящимся хаосом безумия там, в глубине, так ни разу и не моргнувших, глаз. Отскочив на пару шагов, рыцарь замер в горделивой позе, вздымая к небу правую руку с несуществующим мечом.
— И волей Элора Всеблагого, волей предков моих и крови, волей небес и тверди мне, Амадеушу Кравчику суждено править этим миром. И назовусь Всецветный Всеповелевающий Властелин. И да склонятся передо мной все народы и их правители. А ты, друг мой, мой рыцарь… мой Генерал! — рыцарь снова кинулся к Бруно. — Ты пойдёшь со мной? Станешь ли моей правой рукой, что бы править честно и справедливо?
Совсем запуганный здоровяк смог лишь коротко кивнуть головой. Говорить не получалось. Даже дышать он смог, лишь когда проглотил здоровенный ком, возникший в его горле, настолько страшным и безумным выглядел сейчас Кравчик.
— Так идём, идём со мной на поиски меча, что принесёт мне славу, власть и богатство. И все они, кто долгие годы третировал меня, унижал, оскорблял и гнобил. Все они ответят. Каждый, каждый будет умолять меня о пощаде, — голос Амадеуша изменился, из возвышенно-патетического, став злобным, почти шипящим от лютой ненависти, сквозившей в каждом слове. — Всех их сгною, и семьи их до седьмого колена. Каждый мне ответит, каждый…
Схватив Бруно за руку, рыцарь широко пошагал в направлении кучи камней видневшихся метрах в трёхстах впереди. Несчастному оруженосцу ничего не оставалось, как шустро перебирать ногами, едва успевая за разогнавшимся Благоверным, не в силах вырваться из нечеловечески цепкой хватки, и лишь бросая жалобный взгляд на уже начавшую подгорать кашу. Он многое бы отдал, чтобы вернуться к костру, готовить ужин, и никогда не слышать ни о мечах, и ни об императорах. Более того, в этот момент оруженосец был готов отказаться от цели всей своей жизни — стать рыцарем. Ибо если быть им означает идти в какое-то страшное место с человеком, которой пугал Бруно до мокрых подштанников, то лучше уж дома, в деревне быть обычным пахарем, который после тяжёлого дня, в корчме может пропустить кружку другую зимнего эля, и не думать ни о каких ужасах.