"Все, режь ее!" - велел отец. Я сказала, что у меня экзамены, нужно готовиться и в субботу, и в воскресенье. "Мы тоже должны готовиться", - заявили дети. "Так зарежь ее в понедельник", - сказал отец. И я пообещала.
Днем в понедельник я наточила ножницы. Дома никого. Я подступилась к Бороде. Она - прочь. Забеспокоилась. Заметалась в возбуждении. Потом уселась в гнездо. Потом опять заходила кругами. Мне стало интересно. Я приблизилась. Это ей не понравилось, и она попыталась укрыться под стулом возле сливной трубы. Я поняла, что она хочет побыть одна. Но не отступать же! Придется придумать, как подобраться к ней незаметно. И меня осенило. Над раковиной висело зеркало. Я забралась на кухонный стол, улеглась на спину, а зеркало устроила так, чтобы наблюдать за Бородой, оставаясь невидимой.
Минут через пять курица вылезла из гнезда. Огляделась, словно хотела убедиться, что в кухне никого нет. Клювом расправила солому в гнезде, как-то странно раздвинула ноги. Очень смешная получилась поза, словно она на колени встала. Ее тело причудливо раздулось. Она как бы тужилась. Неужто яйцо снесет? Затаив дыхание, я смотрела в зеркало. Но вот Борода исчезла из виду, она забилась в угол, и в зеркало ее не разглядеть. Я терпеливо ждала, боясь вспугнуть курицу. Через несколько минут Борода опять выплыла на сцену, опять, смешно растопырив ноги, напряглась, и через минуту в гнезде забелело яйцо.
Я спрыгнула со стола и бережно взяла яйцо. Оно было теплым. Скорлупа тонкая, почти прозрачная. Я глянула на Бороду. Птица ответила мне взглядом, исполненным достоинства. Я обняла ее, и она закудахтала громко и горделиво. Жемчужина уложила курицу в свою постель. Думала, что это лучший отдых после тяжких трудов. Мы расселись вокруг постели на полу и беседовали с Бородой. Мы разглядывали яйцо, передавая его друг другу. Звездолет принес ручку, и я прямо на скорлупе записала день и час великого события. Бутончик отыскала коробку, в которую, заботливо переложив мягкой бумагой, припрятала яйцо, а коробку устроила у себя под кроватью. Едва пришли родители, как мы тут же доложили им радостную новость. Раз Борода начала нестись, то и резать ее незачем. Ведь яйца на рынке дороже всего остального! Родители согласились, но предупредили, что яиц из-под Бороды есть не станут. Мы пообещали хранить яйца для гостей.
Так Борода оказалась в центре внимания. Каждый день после школы мы накапывали для нее червяков. Звездолет лазал по деревьям в поисках особенно крупных гусениц. Борода стала разборчивой. Теперь она предпочитала живых червей. Раз в два дня несла яйцо, и скоро коробка наполнилась доверху. Но недолго длилась счастливая жизнь нашей Бороды. В то лето местный парткомитет объявил кампанию по борьбе за санитарию, и в три дня было покончено со всеми собаками, утками, курами. Мы пытались спрятать Бороду, но глотку-то ей не заткнешь! Всякий раз, снеся яичко, она с материнской гордостью громогласно возвещала об этом на весь двор. Специальный комитет из старичков-пенсионеров явился к нашей двери, скандируя патриотические лозунги. Первый раз мы сделали вид, что ничего не слышим. Тогда они подошли ближе, размахивая бумажными флажками. Мы забеспокоились. Запихнули Бороду под окно и накрыли одеялом. Старики срывающимися голосами повторяли лозунги, натужно дышали. "Курам и уткам не место в городах!" И опять: "Курам и уткам..." - здесь их вожак захрипел, закашлялся и не смог докричать лозунг. Старики сразу как-то сбились, их словно заклинило, они только громко талдычили: "Курам и уткам... курам и уткам...", и лишь когда запевала восстановил дыхание, благополучно закончили: "...не место в городах!"