— Я не понимаю.
— А ты и не понимай. Ты чувствуй. Чувствуй, что ты не сама по себе, а лишь часть Отца Небесного. Ты — часть, а часть связана с целым. Помни, что так устроено Господом. Он подскажет. Он всегда подсказывает. Не болезнь это у твоих детишек, а подсказка тебе, что не так ты себя повела где–то… Думай. Господь дал тебе голову и сердце!
Неподалеку что–то громко зашипело и треснуло. Ольга Алексеевна повернулась на звук и увидела жаркие брызги фейерверков. В искрах бенгальских огней высветилась городская ёлка — близился Новый Год. Люди готовились к празднику, бегали по магазинам, приобретали подарки в ярких обёртках, толкали друг друга локтями, хлопали дверьми, смеялись.
Ольга Алексеевна повернула голову к старушке, но не увидела никого возле себя.
— Бабушка! — позвала она. Но не было ни бабушки, ни её следов на тонком снежном ковре.
Ольга Алексеевна просидела на скамейке долго. Ей начало казаться, что она стала слышать как–то по–особенному чутко, даже прикосновения снежинок к вороту её зимнего пальто различала она. Она не успела ни о чём подумать, ничего осознать, ничего нового не почувствовала из того, что могла бы выразить словами. И всё–таки что–то произошло. Что–то заронили в неё слова таинственной старушки. Почему таинственной? А как же иначе? Голос бабушки продолжал отдаваться в сердце Ольги Алексеевны странными вибрациями, то ли успокаивающими, то ли настораживающими. Ольге Алексеевне даже почудилось, что она слышала слова, которые теперь уже никто не говорил ей, слова, которые не были сказаны, но всё же звучали в ней. Быть может, то были не слова, а чувства, о которых упомянула старушка? Чувства, пробуждавшие понимание? Чувства, позволявшие ощутить себя единой со всем миром?
Она резко поднялась и пошла домой.
Катенька мирно спала. Ольга Алексеевна постояла над ней несколько минут и ушла на кухню заварить себе чаю. Сердце её учащённо билось. Как это сказала бабулька? «Не болезнь это у твоих детишек, а подсказка тебе». Какая подсказка? Неужели подсказки бывают такие жестокие? Впрочем, если мы все — часть великого целого, то может ли что–то вообще быть жестокое? А вырубка деревьев? А убийство комара? А всё остальное, на что мы не обращаем внимания? А если всё это складывается в то самое, за что на нашу голову вдруг обрушивается нежданная и на первый взгляд беспричинная беда? А если всё это и есть причина, которую мы отказываемся увидеть?
Ольга Алексеевна глотнула чаю и отодвинула от себя чашку. Мир вдруг предстал перед ней в совершенно новом свете. И мир этот был прекрасен, несмотря на все беды…