Свинья, еще недавно бывшая принцессой, очнулась как раз в тот момент, когда в спальне собралась толпа. Хрюкнув, Изобель встала, огляделась и наделала здоровую кучу свежего и весьма благоухающего навоза. Любой магистр дерьма и испражнений, во всех университетах учение прошедший, назвал бы его первоклассным, после чего занес сведения о нем в научный труд, посвятив ему тысячу страниц.
Многие дамы, привычные к собственному смердению, но явно не к чужому, особенно произведенному свиньей, упали в обморок незамедлительно.
— О доченька моя! — вскричал король Альфред. И если у старухи-ведьмы голос был самым страшным из всех, то у монарха в тот момент самым трагическим. Любой актер, услышь его, наверняка тут же повесился бы прямо на театральных подмостках, ибо столько в этой реплике было подлинного чувства, что не передать.
В общем, как говорят свидетели, король тоже лишился. Свинья деликатно подошла к нему и на глазах замершей в молчаливом страхе толпы, с интересом обнюхала; уж больно ей хотелось познакомиться.
Говорили о свинаре, которому выпала великая честь быть принятым во дворце. Шел себе он мимо стен, из белого кирпича сложенных, и посвистывал, потому что день выдался хорош, и на душе у парня, который всем удался, кроме происхождения — ибо родился он в подлом сословии, царила радость.
Идет свинарь, вицей помахивает, да семечки тыквенные грызет. Вдруг шум и гам — что это? Вылетает из ворот целая орда — стражники, придворные, слуги, и бегут прямо на него и кричат, словно бесноватые. Подумал свинарь, что конец ему сейчас и придет. Может, не за того приняли его эти королевские господа, за вора-разбойника, и схватят и в каменный мешок бросят. Или без разговоров четвертуют на центральной площади.
Хотел бежать свинарь, но стражники шустрые длинноногие вмиг настигли его да скрутили, бросили на землю, точно мешок с сеном.
Когда же пыль улеглась, увидел парень перед собой не кого-нибудь, а самого короля Альфреда. Страшен был неухоженный, непричесанный, в мятом платье монарх, но глаза его сверкали еще страшнее. Окончательно распрощался свинарь с жизнью, как вдруг слышит:
— Ты ли, голубчик, за свиньями горазд ухаживать? Не твое ли это ремесло?
— Мое, государь, мое ремесло, клянусь луной и звездами, — отвечал свинарь.
Толпа придворных дружно вздохнула, словно это она только что избежала смерти по недоразумению, а не несчастный путник.
— И за любой свиньей ты мог бы ухаживать, коли я прикажу? — спрашивал король, трясясь, точно в лихорадке. Дивился все больше свинарь, но отвечал: