Судя по голосам, в гостиной собрались четверо, и звали они друг друга диковинными именами: Дальновид, Световид, Выспрепар и Мироброд. Мало того — они друг к дружке обращались «брат сильф».
Все вместе, перебивая друг друга и вскрикивая «Выспрепар, пиши!», они поведали незримой Федьке историю про муромского воеводу, который наловчился брать взятки не просто так, кошельками и ассигнациями, а куда как более мудрено. Прибыв, чтобы исполнять должность, он повел тонкую игру. Когда именитые горожане и купечество явились с обязательными дарами, он те дары гордо отверг — он-де взяток не берет. Купечество закручинилось — ему необходим воевода, берущий взятки и оказывающий всякие послабления. К воеводе подослали умных людей, и те выведали тайну: более всего на свете обожает щучину — душу черту продаст. Направили знатоков к содержателю рыбных садков, и там они выбрали такую щуку, что тащить пришлось вчетвером в преогромном корыте. Было ей не менее сотни лет, и она, скорее всего, давно уж не съедобна, но коли дарить — так именно такое историческое чудище. Стоила она целых четыре рубля.
Воевода обрадовался, щуку унесли на поварню. И, когда кому-то из купцов понадобилось от воеводы снисхождение, он поехал к живорыбным садкам. Там ему показали щуку никак не менее первой, но спросили уже тридцать рублей. Купец обалдел от наглости, но, коли других подарков воевода не принимает, приходится платить. Несколько погодя другой купец тоже вздумал поклониться воеводе щукой, но самая большая в садках стоила уже сорок пять рублей.
На пятой или шестой щуке купечество заподозрило неладное. Выяснилось, что из садка на воеводскую поварню и обратно в садок разъезжает одна и та же гомерических размеров рыбина. Докопались также, что садки эти приобрел бывший воеводин крепостной, приехавший в город месяца за два до воеводы. Посмеялись — а вскоре сама собой возникла такса: когда магистрат просил о делах общественных, щука стоила под триста рублей, когда купчишка — сотню, а то и менее; откупщику, у которого возникли неприятности, рыба обошлась в пятьсот рублей. Жизнь наладилась, формально воевода служил образцом бескорыстия, и все были довольны.
Как Федька поняла, ныне этот воевода уже переехал в столицу и ходатайствовал о новом чине. А «братцы-сильфы» хотели ему в этом помешать. Как они раскопали историю со щукой — одному Богу ведомо. Сейчас же ее с хохотом записали, и возник спор — какие приметы воеводы вставить, чтобы весь Санкт-Петербург его признал.
— Про Муром в столице могут и не знать, — убеждал Шапошников, — а вот коли помянем бородавку на носу…