Саломея сосредоточилась. Жанна тревожно смотрела ей в лицо.
— Вам плохо, Саломея! Это от жары! — куда-то уходит.
Подала стакан холодной воды.
— Кто эта женщина? — отпив глоток, Саломея кивает на портрет.
— Мама! Погибла в шестьдесят пятом. Работала в школе учителем математики. Её убили. — Неохотно:
— Поговаривали, какой-то маньяк орудовал тогда в нашем городе.
— Я знаю, — тихо говорит Саломея. «Шестьдесят пятый, — подумала. — Тогда…».
Женщины несколько секунд молча смотрят друг на друга.
— Предлагаю нам всем вместе отметить ваш успех, Жанна! — подходит Вадим.
— Едем к нам! — поддержала Саломея. — У нас огромные апартаменты в гостинице. Свежий воздух. Всем места хватит! Поговорим!
Саломея с первой минуты показалась Жанне человеком неординарным. Что-то было в этой, едва знакомой женщине притягательное, располагающее и очень странное. А если удастся написать портрет…
— Одну минуту! — отозвалась, не раздумывая. — Только захвачу кое-что!
Вадим был на террасе, Кирилл уже спал.
— Да-да! Вот так! Очень хорошо! — Жанна, держа широкий лист, делала наброски. — После смерти мамы, продолжала она, — росла в детском доме. Вы сказали тогда, в галерее, что-то насчёт буйства красок. Эти картины… Я работала над ними…
— Простите, Жанна! Я не должна была, ведь это связано…
— Ничего, нормально!
Немного помолчали.
— Десять лет назад у меня отняли дочь. Наши, местные… Убили. Как когда-то маму! — Она задумалась, опустила руку с карандашом. — Влюбилась моя девочка, сразу после школы в молодого человека. Спортивный, красивый. Красиво ухаживал, дорогие подарки. Собрались пожениться. — Вздохнула. — Оказалось, — бандит. Погиб во время разборок. Следом за ним ушла и дочь, как близкая подруга, как… — Легко смахнула что-то с лица. — После её смерти взяла в руки кисть, стала рисовать. Яркие краски, говорите! — Ладонью дотронулась лба. — Хотелось выплеснуть всё, что аккумулировалось в сердце! Эта боль, думала, она разорвёт меня изнутри. А воображение, как назло, заиграло, и цвета. Краски буйствовали сами по себе, не подчиняясь мне. Я смешивала их, ничего не чувствуя, не осознавая! Даже обращалась к психотерапевту. На мой вопрос: «Отчего это, вдруг, произошло со мной такое?», — он мне: — «От стресса, уважаемая! Организм ваш мудрее вас самой, — излечивается! А станут блекнуть краски, значит, выкарабкались!».
Жанна снова взялась за набросок: — Не верила! Тогда не поверила. А сейчас, вижу, — прав был он, — теперь увлекаюсь графикой. «Выкарабкалась», значит! В следующем году, надеюсь, выставляться! — без перехода. — А вы, Саломея, чем занимаетесь? Вижу, вернее, чувствую, непростой вы человек! И это ваше: «Я знаю!». А ведь я по натуре недоверчива, большой скептик. А вам поверила сразу!