— Как? — вмешался, наконец, Вадим, — вы не знаете, кто такая Саломея Снегирёва?
Саломея укоризненно взглянула на мужа.
— В шестьдесят пятом, говорите? — обращается к ней полковник. — Подозревали по этому случаю одного, матёрого! — взглянув на неё. — Да вы пейте чай! Живёт у нас в городе, — встал, подошёл к шкафу, достал несколько папок, — одна семейка. Дед — бандит знаменитый, орудовал в конце сороковых-пятидесятых… Умер недавно. Дочь его — воровка знатная, не раз сидела. Пьёт беспробудно. А внучка… Говорить не хочется! — махнул рукой.
— Так что внучка?
— Подруга одного из кузбасских авторитетов. — Протянул лист из блокнота. — Вот адрес её матери, о телефоне в той квартире давно забыли! Попытайтесь! Поговорите! — нетерпеливо качнул головой. — Может, что из этой затеи и получится. Всякое может быть! Что-нибудь, да и вспомнит!
Саломея подъехала на такси к рядам таких же, как на окраине столицы, — «зелёному кварталу», — пятиэтажных «хрущёб». Здесь было ещё страшнее. Одна часть облезлых, подъездных когда-то дверей была наглухо прибита к проёму. Она подняла голову. Вместо рам, кое-где в окнах приколочены листы фанеры. Маленькие балкончики загромождены разным хламом, на верёвках — застиранное бельё. Внутри подъезда — разбросанные рекламные листовки, часть из них — в лужах испражнений. В нос ударил невероятно сильный, поселившийся здесь навсегда кислый запах капусты, мочи, кошачьих экскрементов.
Идти пришлось на пятый этаж. Вместо звонка, — обрывки цветной проволоки, торчащей из стены. На стук дверь открыла женщина лет пятидесяти пяти. Каинова печать на лице. Алкоголичка. Одутловатое лицо, бессмысленные глаза блуждают по лицу Саломеи, что-то соображая. При этом усиленно пытается застегнуть дрожащими пальцами редкие пуговицы на неопрятном выцветшем халате. Осознав, что перед ней — женщина, удивилась, оставила нелепую затею. С силой, трясущимися руками лишь запахнула воротник у горла.
— Извините, — начала Саломея,-…
Та осмотрела гостью с ног до головы. Сообразила.
— Деньги принесла? От Ларки?
Прошла внутрь, ничего не говоря. Саломея последовала за ней.
— Присядь! — показала на второй чистый стул в захламлённой, грязной кухне. — Давай сюда! — протянула руку.
Саломея догадалась, о чём та, достала деньги.
— О! Щедрая подачка родной матери! Выпьешь?
— Нет, спасибо!
— Ну, всё! Давай, — показывая на дверь, — вали отсюда! — Саломея встала. Знала, к кому идёт, достала круглую симпатичную бутылку, поставила на стол.
— Неужели Ларка прислала? Чего молчала? — схватила бутылку, повертела. — Вискарик? Чего это вдруг?