Абрахам Маслоу в ходе своих научных изысканий пришел к тем же заключениям. На основе клинических исследований и интервью с людьми, которых сам Маслоу считал самореализованными личностями, включая художников и ученых, он заключил, что процесс роста приводит к достижению так называемых пиковых переживаний. Он описывает их как слаженное взаимодействие человека и внешней среды, гармонию между «внешними побудительными мотивами» и «внутренними», между «я хочу» и «я должен». Когда подобное происходит, «человек свободно, радостно, всем сердцем воспринимает реальность. Человек выбирает и с радостью принимает свою судьбу».
Психолог Карл Роджерс приходит к очень похожим выводам. Вот что он пишет о человеке, которого называет «полноценно функционирующим»: «Такой человек по собственному желанию и выбору следует наиболее экономичным курсом по отношению ко всем внешним и внутренним стимулам, поскольку именно такое поведение в итоге приносит наибольшее удовлетворение». В результате, продолжает он, «полноценно функционирующий человек… не только испытывает, но и использует в своих целях наиболее полную свободу, когда по собственной воле, свободно и добровольно, охотно выбирает то, что уже предопределено». Таким образом, так же как у Ницше и Маслоу, любовь к судьбе предполагает стремление принять на себя ответственность за свои действия — как добровольные, так и вызванные необходимостью. Именно это принятие ведет к личностному росту и дарит чувство безмятежной радости, изгоняющее бремя энтропии из повседневной жизни.
Качество нашей жизни улучшится, если мы научимся любить то, что должны делать, — в этом Ницше и остальные были совершенно правы. Однако, оглядываясь назад, мы замечаем ограниченность гуманистической психологии, выдающимися лидерами которой были Маслоу и Роджерс. В золотые дни середины XX столетия, когда всеобщее благосостояние росло и повсюду чудился мир и покой, предположение, что самореализация любой личности имеет лишь позитивные стороны, представлялось вполне логичным. В то время не было нужды делать пессимистические сравнения в части самоактуализации, задаваясь вопросом, может ли один набор целей быть лучше другого: важно было само наличие целей. В дымке оптимизма сглаживались границы, и мы разрешили себе поверить, что все зло идет от невозможности для человека реализовать свой потенциал.
Проблема в том, что заодно люди обрели страсть к вещам, которые разрушающе действуют как на них самих, так и на окружающих. Подростки, которых арестовывают за вандализм и грабежи, часто не имеют иного мотива для преступлений, нежели то возбуждение, которое испытывают, угоняя машину или вламываясь в чужой дом. Ветераны признаются, что никогда не переживали чувство потока столь остро, как на фронте, лежа за пулеметом. Когда физик Роберт Оппенгеймер занимался разработкой атомной бомбы, он с истинно чувственной страстью писал о «сладостной проблеме», которую пытался решить. По многочисленным воспоминаниям современников, Адольф Эйхман с большим удовольствием занимался решением логистических задач, связанных с транспортировкой евреев в лагеря уничтожения. Моральный смысл перечисленных примеров, разумеется, различен, однако все они доказывают, что собственное удовольствие — не достаточная причина для того, чтобы делать что-то.