в Москве за 8 тыс. руб., игравшие, когда часовая стрелка показывала 11 минут третьего часа пополудни «Со святыми упокой» и в 4 часа, тоже пополудни, известный польский: «Славься, славься храбрый росс». Первый бой обозначал, что в этот час найдено было тело убитого фельдмаршала, отца графа, а другой бой – момент рождения на свет самого графа.
От покойного фельдмаршала (отца графа Сергия Каменского) был отдан приказ под страхом жесточайшего наказания, чтобы ни кучер, ни лакей, рядом с ним сидящий, во время езды ни под каким бы видом не смел бы оборачивать головы назад, так что когда подъехал экипаж к дому, в нем нашли уже бездыханное и обезображенное тело графа Каменского, но кем совершено было преступление, осталось в мое время еще необъясненным. Одни говорили – крестьянами, другие, ехавшими с ним кучером и лакеем, но дело в том, что в остроге по этому делу содержалось более 300 человек, из коих большая часть отправлена в Сибирь и сдана в солдаты. В других комнатах мне не пришлось бывать, а слышал, что в кабинет его никто не впускался, кроме камердинера, и что у дверей были привязаны на цепь преогромные две меделянские собаки, знавшие только графа и камердинера.
По окончании обеда граф вводил своих гостей в 1-ю гостиную, где стол перед диваном ломился уже под тяжестью наставленных всевозможных, домашнего производства, сладостей, и беседовал с гостями до 5-ти часов. Едва пробивали они, граф с последним боем вставал со своего места и, не взирая на тех, кто у него в это время был, просил извинения и бегом отправлялся опять за кулисы, подготовляя сам все к спектаклю, который начинался в 6 1/2 часов, оставляя гостей своих делать, что им угодно.
В обхождении своем он был чрезвычайно любезен и приветлив, с крепостными людьми добр и помогал нищим, которых два раза в неделю собирали к нему на двор и оделяли медными деньгами.
При театре во время спектаклей караул был всегда от моей роты, и караул этот обходился мне весьма дорого. В последнем действии пьесы граф требовал в свою ложу караульного офицера, вручал ему пять пятирублевых (синеньких) ассигнаций, а иногда одну 25-рублевую (беленькую) ассигнацию, всегда истертые и разорванные и весьма часто между ними фальшивые, так что, получив их для солдат и кладя в артельную сумму, все фальшивые, негодные к размену ассигнации падали на мой счет, ибо обращаться к графу совестился, в особенности испытав, как один раз он отрекся офицеру, возвратившему ему тотчас по получении от него одну из негодных ассигнаций, говоря, что он таковой никогда не давал ему, и в три года проделки эти мне стоили не менее 1 тыс. рублей ассигнациями.