Когда я слегка коснулся предмета обращения униатов в православие, Шадурский со скромностью выразился:
– Витебские помещики большей частью католики, а крестьяне и другие обыватели частью только принадлежат католической церкви, а наиболее униатов. Я не буду утверждать, чтобы из числа католиков все вообще помещики равнодушно смотрели на то, что подвластные им крестьяне униатского исповедания присоединяются к православной церкви, но скажу утвердительно, что когда образовалось точное понятие, что правительство решительно положило это в своих расчетах к выполнению, тогда образованные и умнейшие из помещиков воздержались от малейшего в этом отношении вмешательства, а предоставили все это (действию) тех мер, какие правительство само признает нужным оказывать в этом. К нашим помещикам по сие время никто не обратился об этом предмете своевременно; православное же духовенство вдруг обратилось в селениях наших с резким требованием – не только униатов заставить (?) обращаться с духовными требованиями к православным священникам, но даже коснулось и католиков, объясняя, что многие из сих последних, по брачным союзам с униатами, необходимо вместе с ними должны присоединяться к православной церкви. Согласитесь сами, ваше превосходительство, позволяет ли совесть чистым католикам быть строгими участниками в подобного рода понуждениях. Конечно, ежели бы нам была объявлена прямо воля самого государя в этом смысле, мы бы должны были и стали бы все беспрекословно повиноваться. Но, вникнув в дела здешней губернии, ваше превосходительство сами изволите удостовериться, что вообще этим жалобам православного духовенства об упорстве будто бы помещиков и о противодействии мерам правительства по этому важному предмету начало всегда возникало (?) от православных же священников (?). Первый приступ с их стороны всегда бывает одинаков: к архиерею обыкновенно явится неожиданно человек из какого-либо значительного селения, с просьбой о желании всех будто бы обывателей оного обратиться к православной церкви. Не стану и не хочу даже рассуждать, что все подобные искатели всегда были к сему подстрекаемы и что даже большей частию в числе их непременно есть люди, (по своему поведению) не заслуживающие уважения. Епархиальное начальство таковую просьбу всегда принимает с жаром, немедленно относится к земскому начальству, извещает оное об отправлении в селение с просителями особого православного священника, требует без малейшего промедления допустить православного священника в приходскую униатскую церковь и указывает полиции принять немедленно под покровительство всех обращающихся. Помещик, владетель имения, иногда вовсе даже не знает об этих распоряжениях, а православное духовное управление дополняет, что оно нисколько не имеет нужды предварять об этом помещика, церковь-де приходская, а не собственность помещика и не одни его крестьяне приписаны приходом к церкви. Православный священник, не упуская минуты времени, приезжает в селение, очень часто прежде даже прибытия туда чиновника земской полиции, входит обыкновенно в дом помещика и в выражениях, нередко далеких от приличия, объявляет ему причину своего наезда и от него требует содействия и настояния к открытию церкви. Вообще при всех подобных случаях униатский священник скрывается, с умыслом или случайно – этого решительно нельзя вдруг определить. Помещик иногда, испуганный внезапностью, и сам желал бы тот же час выполнить настояние прибывшего священника, но двор его уже наполнен крестьянами, большей частью не имеющими не только желания к присоединению, но даже и понятия, чего от них требуют. Конечно, при этом не может быть совершенного спокойствия, иногда встречается и сопротивление; тогда тотчас возникают жалобы: крестьяне-де бунтуют, помещик и униатский священник не только подстрекают бунтующих, но даже научают их противодействию. Чиновник земской полиции, подъехавший к этому случаю, всегда уже положительно обвиняется в пристрастии и потворстве католикам и очень часто отрешается от должности, а иногда и предается суду. Суд же всегда оканчивается совершенным его оправданием.