с тем чтобы хотя силой обратить крестьян к повиновению.
Я приехал в Витебск 21 сентября 1836 г., а 25-го числа Дьяков через правителя дел канцелярии своей, Глушкова, прислал ко мне только лишь полученное им от Домбровского донесение, что крестьяне не только что не повинуются убеждениям и приказаниям, но 18-го или 19-го числа (не помню точно) человек около трехсот бунтующих ворвались к нему, Домбровскому, в квартиру, и если бы не подоспела квартирующая в самом Яноволе рота солдат, то он едва ли бы избежал от угрожавшей ему опасности. Несколько из бунтовщиков захвачено, 78 человек из них содержатся под стражей и преданы уже военному суду, но, по мнению его, Домбровского, придется отдать под суд решительно всю волость, ибо ни один крестьянин повиноваться не намерен. Это обстоятельство вначале показалось мне весьма важным, но когда я просмотрел всю производившуюся с февраля месяца по канцелярии генерал-губернатора и губернатора переписку, на что не потребовалось более получаса времени, я тот же час отправился к Дьякову и просил у него дозволения самому мне ехать немедленно в Яноволь; когда же Дьяков пожелал узнать, какие я приму меры к восстановлению порядка, я отвечал ему:
– Во всем этом деле важным нахожу, что крестьяне в толпе кричали: «Не хотим присягать, пускай что хотят с нами делают, а мы присягать не будем». Я поставлю крестьян в две шеренги и буду каждого из них спрашивать, поодиночке, намерен ли он присягнуть или нет; желал бы очень знать, много ли будет ослушников. Но как все же такие могут случиться и их немедленно должно будет наказать в пример другим телесно, то я присоединил вопрос: сколько за один раз виновных он, генерал-губернатор, считает в праве себя конфирмовать к приговору к телесному наказанию?
По справке с законами нашлось число 9, и я утвердительно заверил Дьякова, что более виноватых у меня не сыщется. На другой день я отправился в Яноволь.
После знакомства с генерал-губернатором я прибегнул к разговору с губернским предводителем, коллежским асессором Шадурским,[515] в котором я нашел умного, образованного человека, по наружности весьма красивого собой, а по первым его словам, обращенным ко мне, я почувствовал и личное к нему расположено.
– Ваше превосходительство, как я слышал от чиновников, имевших честь представляться вам, – сказал мне Шадурский, – прибыли в нашу губернию с предубеждением против нас. Смело могу уверить вас, что это предубеждение неосновательное. Мы несчастливы тем, что Бог наказал нас в продолжение многих годов сряду неурожаями, и несколько лет правительство вынуждалось нам оказывать денежное пособие. Великодушие правительства всегда нас душевно трогало, и мы с чувством живейшей признательности принимали оное, но по не зависящим вовсе от нас обстоятельствам делались и по сие время состоим дурными его плательщиками; со всем тем могу уверить вас, что настоящие подати мы всегда платили исправно. Я прошу вас убедительно, ваше превосходительство, обратить на этот предмет беспристрастно внимание ваше. Вы сами удостоверитесь, что на нас почти нет собственно недоимочного долга. Недоимка же заключается наиболее в двенадцатипроцентном налоге на временно сделанные нам ссуды и на временно, иногда по крайности, образовавшуюся недоимку. Конечно, правительство много и прощало нам, но все же мы не могли вполне очистить эту недоимку.