Я отвечала ему ледяным голосом, что должна видеть господина директора, и решительно вошла в первые попавшиеся двери. Оказалась я в дугообразном коридоре. Коридор этот, в который выходили многие арки, что были задернуты бархатными шторами, я помнила — он простирался вокруг манежа, а через арки можно было попасть в ложи и первого, и второго ярусов.
Но я понимала, что директору в ложе делать нечего, что у него где-то непременно есть кабинет, и пошла наугад. Вдруг я услышала отчаянную немецкую ругань. Она доносилась с манежа. Выходит, там есть люди, — так подумала я и устремилась в первую арку, чтобы спросить этих людей о де Бахе.
То, что я увидела, более всего напоминало бы приют умалишенных на прогулке.
Мне навстречу по манежу катился, кувыркаясь, человек в грязной белой рубахе и, кажется, исподних портках. Другой человек скакал на одном месте. Девочка в короткой юбке, с обвитыми вокруг головы косами, крутилась как юла. Кажется, это была мадемуазель Кларисса. Четвертый задумчиво стоял в куче опилок на четвереньках. Посреди манежа возле опорного столба был установлен другой, а между ними — привязанная белая лошадь. Возле лошади спорили трое мужчин и молодая женщина в юбке, едва закрывавшей колени, один из этих мужчин был де Бах, одетый отнюдь не щегольски, а в длинный и поношенный бурый шлафрок, с длинным бичом в руке… Чуть ли не перед моим носом стала быстро опускаться огромная люстра, одна из четырех, освещавших манеж. Я невольно отскочила — мне показалось, что она может на меня упасть. Все было куда проще — к люстре устремился малый с корзиной и принялся менять в ней огарки на целые свечи.
Кроме того, меня изумил запах. Наверно, перед представлением где-то зажигали курильницы, чтобы публике не сделалось дурно. Я понимала, что тут рядом конюшня, и трудно ожидать от нее благоухания парфюмерной лавки, но пахло не только лошадьми, зловоние было страшное. Удивительно, что никого, кроме меня, это не смущало, даже молодая женщина, одетая модно и со вкусом, казалось, не замечала его.
Де Бах вдруг резко повернулся. Я испугалась, что он закричит на меня, но оказалось, что его внимание привлек чудак, который кувыркался в опилках. Закричав на него, де Бах вдруг грозно щелкнул бичом. Чудак убрался, а я подняла руку, желая, чтобы меня заметили.
Так и вышло. Де Бах, видимо, решил, что это одна из поклонниц его замечательных наездников пробралась в цирк, и указал на меня, словно бы безмолвно приказывая: выведите ее отсюда. Тут же ко мне устремился молодой человек, в котором я мгновенно узнала Лучиано Гверра. Сейчас он был одет в черные панталоны вроде кюлот, в короткие сапоги на манер гусарских ботиков, разве что без кисточки и с мягкой подошвой, и в простую рубаху навыпуск.