— Так ведь прямой угрозы уж нет, — сказал я. — Это в феврале и весной ляхи нас одолевали. А в мае мы их разгромили под Остроленкой, да так, что уж не опомнятся.
— Как знать, — уклончиво отвечил Яшка. — Угрозы, может, и нет, а в караул ходить велено.
— О прочем маскараде моем, Яша, тоже позаботиться надо, — напомнил я.
— А то в моих лавках для тебя кафтана не сыщется?! — Яшка даже возмутился. — А то у женки моей в сундуках рубах не стало?! Гаврюша! Одень господина Суркова мастеровым из зажиточных, да не наш лад, а на еретический. И сам так же оденься, ничего, Бог простит, коли для дела надо.
Это была верная мысль — где ж видано, чтобы старовер в гимнастическом цирке обретался?!
Весь остаток дня мы занимались моим маскарадом. Последним штрихом в портрете бравого мастерового были высокие смазные сапоги, за которые Яшка отказался взять хоть копейку.
— На доброе дело в этих сапогах идти, отрока из бесовской пасти вызволять, — объяснил он.
— А что, Яша, давно ли немецкий язык забросил и помыслы, как бы в театр на Королевской улице сходить? — осведомился я.
— Да в театре-то я побывал, — признался он. — Занятно, хоть и грешно. Знаете, сударь мой, Алексей Дмитриевич, есть в человеке две ипостаси, ровно бы, сказать, две души, хоть я и знаю, что душа одна… С первой рождается, и потом ее мамки-няньки, родители и прочая родня воспитывают. Вторую он сам себе создает, когда дома становится тесно и охота свет узнать. Вот он и помещает на место истинной души ту, вторую, самодельную, которой все подавай — все, что раньше было под запретом. Набегается человек, все перепробует и увидит — душа-то его совсем дурная, от беготни ошалела, от пестроты ослепла, а как-то жить надобно. И скажет он: а пошла-ка ты, голубушка, прочь со двора, ты мне такая не надобна. И вот тогда к нему первая душа возвращается, взращенная в строгости, и прощает его, и соглашается с ним жить…
— А вторая так-таки и уходит прочь, как гулящая девка, которой пятак дали и в тычки выставили?
Яшка усмехнулся.
— Кабы ушла — то мы бы в трактире не сидели и кофей я бы не наливал. Гулящие девки тоже умные попадаются. Иную вроде и оставишь, а она где-то поблизости, всегда к твоим услугам, при нужде будет у тебя на посылках, там, где хитрость требуется. И тебе польза, и ей благо.
Я вспомнил давнего Яшку и подивился тому, что он набрался мудрости. И то — девятнадцать лет миновало. А может, и научил кто.
Уговорились, что Гаврюша пойдет со мной и познакомится с моим Тимофеем. Я повел его на Гертрудинскую, а он по дороге показывал мне сперва Московское предместье, потом Петербуржское, рассказывая, кто где из известных в городе людей живет, чем промышляет. Дома Тимофей уже завел некоторое хозяйство, и я предложил Гаврюше угошение, но он отказался. Зато он увидел английский лексикон и книжку сэра Вальтера Скотта «Талисман». Я невеликий любитель истории, но о крестовых походах немного знаю, и потому выбрал для чтения именно этот занимательный роман. В шотландской же истории сам черт ногу сломит, и я, читая «Легенду о Монтрозе», изнывал и маялся, а «Ламмермурскую невесту» вовсе до конца не дочитал.