— А не оставите ли вы мне, ваша милость, свою трость? — вдруг спросил Гаврюша. — Что, коли собаки не привязаны? Тесаком-то я их и покалечить могу. А тростью вразумлю — они ко мне больше не сунутся.
— Смотри, не повреди рукоятку с трубой.
— Как можно!
Мы почти дошли до входа в конюшню, когда услышали торопливые шаги. Кто-то бежал, кто-то преследовал. Мы прильнули к расписной холстине, мимо нас пронеслись двое, тяжеловесный вслед за легконогим, и исчезли.
— Кто-то парнишку гоняет, — сказал Гаврюша. — Уж не вашего ли племянника?
— Или по делу какому-то бегут, — возразил я. — Если бы парнишку гоняли, он бы закричал. Впрочем… впрочем, останемся и подождем немного.
Тут мимо нас пробежал и третий человек. Он никого не звал, бежал молча и очень быстро. Затем с конюшни раздался возмущенный голос Карла.
— Лучиано! Лучиано! — кричал он и далее изругал этого незримого Лучиано в пух и прах на плохом немецком языке с вкраплениями итальянского. Никто ему не отозвался, и Карл заорал что было сил:
— На помощь! Помогите!
— Там что-то стряслось, и нам уж так просто не выбраться, — сказал я Гаврюше. — Надо прятаться. И чем скорее — тем лучше.
— Сейчас, с Божьей помощью, — отвечал он, нашаривая впотьмах край расписной холстины. — Отсидимся, ничего!
Тут-то и началось!
Сперва пронзительно завопила женщина. Ей отозвались мужские голоса.
— Лучиано! Лучиано убили! — пронеслось по всему цирку.
И, наконец, раздалось самое страшное, что только может быть в огромном деревянном здании:
— Спасите, горим!
Глава пятая
Рассказывает мисс Бетти
Есть вещи необъяснимые. Казалось бы, когда Лучиано Гверра поцеловал меня в щеку, я едва не сошла с ума от возмущения — как он посмел?! Но когда в условленное время я снова встретилась с ним в церкви и отдала ему портрет, то постаралась изобразить строжайшую неприступность. Поцелуя не было, он лишь горячо поблагодарил меня и поклялся, что я спасла ему жизнь. Так отчего же я шла домой в сквернейшем состоянии духа?
Я понимала, что это приключение в моей жизни — совершенно лишнее. И уж, во всяком случае, совершенно не стоило во второй раз идти в цирк с мальчиками — Кудряшов, которому они поплакались на свою беду, как-то исхитрился и взял половину ложи во втором ярусе, а другую половину заняли его сестра, пожилая девушка, тетка, одетая, как одевались в прошлое царствование, и он сам.
Этот маневр был мне понятен — Кудряшов норовил свести меня со своей родней. Ему казалось почему-то, будто меня можно взять измором. Воображаю его злость, если бы он узнал, отчего я так любезна с ним! Мне хотелось показать всему свету, что я пришла сюда с женихом и воспитанниками, и мне никакого дела нет до красавчиков-итальянцев!