– Эх, ты!.. Хорошо-то как!..
– Нудыть… и мне хорошо! – ответило эхо.
– Кто ты? – замер взъерошенной бородой Гришка.
– Так я, кто же боле… – донеслось из-за угла дома.
– Егорка, ты ли? – поднял правое ухо охотник.
– Я, боле нет никого…
– Что так рано рыкаешь?
– Дык, как рано? Вон, уже все собаки по насту давно в тайгу ушли, пора и нам вставать… – был ответ соседа.
Гришка, как был, босиком, в грязных шароварах, теплой рубахе, не повернувшись, чтобы закрыть дверь, шагнул по тропинке к воротам, да на улицу. Навстречу ему Егор Подольский шагает. На груди распахнутая телогрейка, короткие, не по росту, штаны до колен. На ногах, дыроватые валенки, большие пальцы о промерзший снег брякают. Вышел сосед на двор на минутку, да грех с Гришкой не поздороваться.
Встретились соседи, поприветствовали друг друга:
– Здоров живешь!
– И тебе туда же!..
– Как ночевалось?
– Дык, сильно душно… у костра лучше, – зевнул Гришка, – во рту сушит…
– Что так? – равнодушно спросил Егорка, переминаясь с ноги на ногу.
– Вчера у Мурзиных заседал… – тепло поведал другу Гришка и улыбнулся, – ребятишки опять на нартах привезли. Сам понимаешь, почему… – и потянулся в карман за деньгами, – к Агею, что ли, в лавку сходить?..
– Дык, можно и сходить… барыши на шкалик есть…
– И у меня есть! – разбирая ворох скомканных бумажек, улыбнулся Гришка. – Сегодня еще погуляем, а завтра – хватит!.. Пора в тайгу собираться.
– Ну, если хватит, так и ладно. А заседать ко мне пойдем, у меня Наталья пироги печет…
Не сговариваясь, мужики молча пошли вдоль забора по улице. Егор в дыроватых валенках. Гришка, как есть, босиком. Зачем тапочки одевать? Тут недалеко…
Сбоку откуда ни возьмись вырос Мишка Плотников. Сосед в нижнем белье. На теле кальсоны да майка. На голове задвинутая на затылок драная, похожая на коровью лепеху заячья шапка. На ногах валенки по колено. Отпросившись из объятий сдобной супруги во двор по нужде, Мишка, кстати, увидел товарищей по крови, сообразил, куда они направляются, тут же присоединился рядом:
– К Агею?.. Я с вами!..
Гришка и Егорка разошлись в стороны, пустили смышленого соседа между собой, чтобы крикливая Матрена, Мишкина жена, не сразу заметила исчезновение проворного мужа. И вовремя! Сзади громко треснула дверь Мишкиной избы, а за ним закудахтал тревожный голос Матрены:
– Мишка, сыч, и где ты?..
– И что ей от меня надо? – приседая в коленях, прибавляя шаг, побелел лицом Мишка. – Ну ить как есть всю ноченьку рядом проспал, мужнин долг исполнял! Так ить хочет еще утром душу вытряхнуть…
Все трое прибавили шагу, свернули за угол. Вон, прямо, небольшая, приземистая избенка с закрытыми изнутри ставнями, лавка Агея. Рядом с лавкой, на завалинке, Чигирька сидит, в редкую бороденку плачет, хмель по лицу размазывает. Любит и хочет хакас выпить, да денег нет, бабка не дает, по причине той, что он всех соболей после сезона за две недели спустил. Как примет Чигирька стакан на душу, любит жену свою за космы по избе таскать. А если где с православными к столу присел, так все на свете расскажет за стакан водки! Нет у коренного хакаса, представителя малых народов, чувства меры в восприятии спиртного. Будет пить до тех пор, пока наливать будут. А если хозяин добрый, может в долг на два года вперед нагулять в беспамятстве.