Тропа бабьих слез (Топилин) - страница 229

Все произошло так быстро, что среагировать на ситуацию было невозможно. Метнувшийся заяц, рысь на морде Рубина, осаживающийся на круп конь, падающий сын. Провалившись ногами в мягкой почве, старый Рубин не смог удержать равновесие, со всего маху упал через спину массой тела на Антона. Перевернувшись еще раз, они все вместе полетели дальше, на курумник за четырехметровым обрывом.

Когда Иван подскочил к сыну, Антон уже был мертв. Рубин рвался, пытаясь подняться, хрипел кровавой слюной. Но и он через минуту затих. У него была сломана шея.

В то мгновение надолго затихли в испуге горы. Они еще никогда не слышали рев нового зверя.

– Господи! За что?.. – кричал, заливаясь слезами, Иван.

Но Бог его не слышал.

16

После смерти сына Иван поседел как лунь. Серебристый мел прахом назидания покрыл голову, бороду. Косая старость высушила, сморщила его лицо, придавила плечи, сгорбила спину. Неизвестно, куда исчезли живость движений и здоровье. В свои пятьдесят с небольшим лет он стал походить на старца, доживающего свои последние годы. Жизнь потеряла смысл.

Люди в поселке судачили, бросали косые взгляды: не зря все… Вероятно, Иван догадывался об этом, чувствовал себя изгоем общества, которому не место на празднике жизни. Отношения в семье носили равнодушный характер. Не выдержав давления, Иван один ушел в тайгу, принял отшельнический образ существования.

Он поселился там же, на Медвежьем озере, где Погорельцевы девять лет назад сожгли свою заимку. В глубине леса, подальше от Тропы бабьих слез, Иван построил себе небольшую избу, стал жить в ней одиноким волком, денно и нощно замаливающим свои грехи. Из всего хозяйства у него осталась верная собака.

Иногда Иван выходил в поселок, да и то ночью, чтобы люди не видели. Причиной тому были воспоминания твердых слов малого Фили Подольского: «Вырасту!..»

Случилось так, приходил Иван Добрынин на староверческую заимку на Поднебесное озеро к Погорельцевым. Недолго пребывал грешник в кругу единоверцев добрым гостем. Как-то раз, наблюдая со стороны на подрастающего Гришатку, не выдержал Иван напряжения души, пал на колени перед Софьей, заревел зверем:

– Прости, бедная! И ты прости, меня, Гриша! Это ведь я вашего мужа и отца Григория Соболева жизни лишил!

Потемнели Погорельцевы лицами от страшного признания. Для Софьи это была не новость, ответила просто:

– Я знаю.

– Так как мне с этим жить дале? – плакал, убиваясь, в поклонах Иван.

– Бог простит!.. – тихо ответила Софья и не сказала боле ничего.

17

После Великой Троицы ехали по Тропе бабьих слез братья Мурзины. По дороге, у озера, где когда-то сгорела старая заимка Погорельцевых, они остановились от тяжелого запаха. Собаки показали причину стойкого отложения. Неподалеку от Тропы бабьих слез, на толстом сучке старого кедра братья обнаружили труп на веревке. Не выдержал человек известного состояния души от грехов своих и неизбежности будущего. Повесился Иван Добрынин сам.