— Но почему вы думаете…
— Левин видел вчера, как ее вели к реке…
Майская закрыла лицо. Тишина, полная ужаса, длилась несколько мгновений.
— Извозчика привели… Меньше рубля не берет, — сказала кухарка, просовывая голову в дверь.
Соня слышала, как кто-то спросил Тобольцева: «Вы опять на Пресню?» Он ответил, смеясь: «Разве, в сущности, это не все, что нам осталось?..»
Он вынес шкатулку и поставил ее в ноги к Соне, под полость. «До свидания и спасибо! — ласково сказал он и опять поцеловал ее щеку. — К маменьке сходи нынче же!»
Из окон на них глядели с любопытством чужие лица мужчин. «Какая хорошенькая! — сказал один. — Кто она? Не партийная?..» «Вот, подите ж! — усмехнулся другой. — На какой риск идет!» «Ей сойдет скорее, чем нашему брату… Красива, хорошо одета… Наверное пропустят…» — «А все-таки это геройство, господа!.. Только уж в очень странные дни мы живем, что потеряли мерило вещей…»
Соне, действительно, удалось благополучно добраться домой, хотя извозчик еле плелся и ехал большими улицами, натыкаясь всюду на патрулей. «Ну что ж? — всякий раз думала она, поводя плечами. — Ну и пусть!..» А они глядели на хорошенькое, безучастное личико, на красивую шапочку с горностаевой опушью и концы белого воротника. Соня казалась Снегурочкой, далекой от земли и ее волнений. Никто из этих простых людей не сумел бы осмыслить и формулировать впечатление, которое эта красота вызывала в них, но решительно каждый на ее вопрос: где можно проехать? — вежливо указывал ей путь. Так она и добралась, невредимая.
«Пришлет он теперь или нет кого-нибудь узнать о моей судьбе?» — с горечью думала Соня. Но прошло еще два дня, и никто не пришел… Правда, у нее ночевали на диване, в гостиной — один раз этот самый Дмитриев, другой раз дружинник от Тобольцева, которого она впустила, услыхав пароль, данный ей на прощание. Но он не приходил.
В тот же день она пошла к Анне Порфирьевне. Тоска гнала ее на улицу. Ей нравилось рисковать собой. Когда она позвонилась в Таганке, уже смеркалось, и Капитон, испуганно, не снимая цепи с двери, поглядел на нее в щелку. «Батюшки! Что случилось?» — «Ничего не случилось! Просто в гости пришла…» «Вот отчаянная!» — ахала Фимочка. Как все обыватели, в эти дни они жались друг к другу в столовой, за самоваром, и все вечера играли в стуколку. Дети Веры Ивановны глядели «Ниву»[295]. Анна Порфирьевна догадалась и с захолонувшим сердцем встала навстречу гостье. Они заперлись наверху. Анна Порфирьевна сияла. У нее не было слов, чтоб отблагодарить Соню за эту весточку, но, когда та выходила, она шепнула ей ласково и стыдливо, горячо целуя ее: «Скажите супругу, чтоб о деньгах на Крым не беспокоился! Это Андрюшина воля…»