— Катя, — дрогнувшим голосом сказал он, когда она, безучастная и деревянная, села на тахту. — Почему ты не хотела меня видеть в тюрьме?
— Разве ты звал меня?
— Я не смел звать… Я думал, что ты… меня… ненавидишь…
Она помолчала, глядя на свои исхудавшие руки.
— У меня нет к тебе ни любви, ни ненависти, Все это уже пережито и схоронено. У меня есть дети… В них моя жизнь… все мои радости… Впрочем, нет… Зачем быть неблагодарной? У меня есть сестра… есть дружба Капитона… большое для меня утешение… Серафима очень добра ко мне… (Она замолчала.)
— А маменька? Катя… Почему о ней ни слова?..
— Спасибо ей!.. Она детей обеспечила, и за них мне не страшно… На все необходимое я зарабатываю сама… И нужда не коснется этого дома, пока у меня есть силы работать…
— Ты охладела к маменьке, Катя?
— Мы — чужие… И говорить нам не о чем…
— Неправда!.. Она так плачет… так жалеет тебя!
Ее брови дрогнули.
— За что? Разве я сказала, что я несчастна?.. У меня много еще осталось в жизни… И сожаления я не прошу!..
Ах! Он узнал ее сейчас! Свою прежнюю жену… И страсть его воскресла.
— Выть может, тебе нужен развод, Катя?
— Зачем? — Ее синие глаза впились в его зрачки, и в них загорелась искра. — Я разве просила его? Разве ты за этим ко мне пришел? — металлическими нотками по-прежнему зазвучал ее голос. — Если тебе он нужен, скажи только слово…
Он вскочил с кресла: «Ах, ты не поняла меня!.. Неужели ты думаешь, что я способен жениться во второй раз? Я счастлив, Катя, что ты не отрекаешься от меня совсем и не видишь во мне врага!..»
Она помолчала, низко опустив голову, глядя на узор ковра.
— Обо мне не тревожься, Андрей… Моя дорога передо мной ясна… Любят в жизни только раз… — глубокими, грудными нотами молвила она медленно… — И женщины, как я, второй раз замуж не выходят… И зачем мне разлучать тебя с детьми?.. — Ты — отец!
«О, как много значат для нее эти слова!..» — думал он, метаясь по комнате.
Вдруг он взял кресло, подкатил его к тахте и сел. Его колени почти касались платья жены. Ему страстно хотелось взять ее исхудавшую руку, эти длинные, чудные пальцы, которые он так любил… Хотелось поднести их к своим горевшим векам, к горевшим губам… Хотелось стать на колени перед ней и заплакать вместе с нею над той погибшей радостью, которую они оба убили в ту ночь, вот в этой самой комнате… Но, Боже мой! Разве это было возможно? С Лизой — да!.. С Соней — да… Но не с нею… Нет!..
— Катя!.. Ты права. Любят в жизни только раз… Увлекаться, искать, влюбляться… даже совершать безумства можно без любви… Но любят только раз… Теперь я это знаю… Катя, я не стану просить у тебя прощения!.. Я поступал по убеждению и виновным признать себя не согласен… Но рассудок — одно, чувство — другое… И сердце мое болит за тебя! Вся любовь моя, Катя, по-старому принадлежит тебе одной… да… да!.. Мне не нужна юность, не нужна свежесть… Я люблю