Андрей Рублев (Тарковский, Михалков-Кончаловский) - страница 71

Во дворе, прислушиваясь к крикам блаженной, толпятся люди, возбужденные и взволнованные торжественностью момента. Изредка переговариваясь вполголоса, они поглядывают на Андрея, который неподвижно стоит у стены и молится про себя, закрыв глаза.

В деревню входит еще один обоз беглецов. Скрипят колеса, летит пыль в наступающей темноте, ржут лошади, плачут дети, останавливаются подводы и выходят на деревенскую улицу измученные люди. Привлеченные криками блаженной, они стекаются во двор и слушают, и смотрят, и спрашивают о причине, и останавливаются ждать под навесом брошенного дома, надеясь на счастливое разрешение.

Вопли, участившиеся было, затихают, и через минуту за дверью хлева раздается плач новорожденного, захлебывающегося первыми глотками живого осеннего воздуха.

Дверь отворяется, и на пороге появляется Дарья с младенцем на руках. Усталым взглядом обводит она столпившихся во дворе крестьян.

— Вот и все! — говорит она и разворачивает холстинку. На белой ткани темнеет смуглая физиономия с раскосыми глазами. Все поражены.

— Вот это да! — смущенно произносит кто-то. — Татарчонок!

— Да не! — не верят задние.

— И правда, татарчонок! — подтверждают те, кто поближе.

— Ух ты… ворожий сын! — низкорослый мужичок разочарован больше всех.

— Ничего-ничего! Это же наш татаренок! — улыбается Тимофей. — Русский татаренок!

— Тоже скажешь! Какой же он русский-то?

— А то как же! — убеждает Тимофей низкорослого. — Мать какая? Русская? Ну и все!

Андрей протискивается поближе к сараю. Все молчат, сторонятся, испытывая неловкое чувство вины.

— Окрестим, по-русски назовем, — примирительно говорит Тимофей. — Воспитаем…

В это время за спиной у Дарьи раздается незнакомый женский голос:

— Дайте мне его… Хоть посмотреть-то…

Это так неожиданно, что Андрей испуганно замирает на месте.

Говорит дурочка. Говорит на нормальном человеческом языке, сидя на холстине и прислонившись к бревенчатой стене. За маленьким окошечком видны погружающаяся в темноту деревенская улица, поворот реки, отражающий вечернее небо, и дальние холмы, покрытые светлым облетающим лесом.

Дарья возвращается под крышу и протягивает младенца матери. Та, усевшись поудобнее, неловко берет его и говорит столпившимся в дверях людям спокойно, не осознав еще совершившегося с ней чудесного превращения:

— Тише… Чего кричите?..

Она обводит всех открытым взглядом и сталкивается глазами с Андреем, который молча стоит в толпе.

Пристально смотрит она на человека, которого не знает, никогда не видала до сих пор, она уверена, но чье лицо притягивает ее, напоминает о каком-то другом времени, другой жизни, которой, может быть, и не было вовсе, а только приснилась ей в дурном и тяжелом сие.