вернуть вещи Бена. Зачем я их отдала? Что он будет носить? Мне хочется перепрыгнуть
через прилавок и зарыться в кучу тряпья в поисках вещей Бена. Мне нужно вернуть их!
Однако я оцепенело стою, в шоке от того, что сотворила своими руками. Как я могла это
сделать? Зачем я так поступила? Видит ли Бен там, где он сейчас, что я натворила?
— Мадам? — зовет меня мужчина. — Вы в порядке?
— Да. Простите.
Развернувшись, я возвращаюсь к машине. Я не могу повернуть ключ в замке
зажигания. Не могу завести мотор. Я могу лишь биться головой о руль и поливать его
слезами. Моя щека давит на гудок, но мне плевать.
Оставив ключи на переднем сидении, я вылезаю из машины и бегу. Я бегу и бегу,
несмотря на то, что на улице холодно, несмотря на то, что тело горит, несмотря на то, что,
похоже, у меня начался жар. А потом внезапно и резко останавливаюсь, осознав, что не
могу убежать от себя самой. Я перехожу улицу и бреду по тротуару, пока не натыкаюсь
взглядом на бар. У меня нет с собой кошелька, нет ключей, но я всё равно захожу внутрь.
Еще достаточно рано, поэтому меня не останавливают на входе. Я сажусь за барной
стойкой и пью пиво, бокал за бокалом, пока меня не развозит. Затем, сделав вид, что иду в
уборную, выскальзываю наружу — не заплатив, не дав чаевые, даже не поблагодарив.
Дойдя до дома, я понимаю две вещи: в квартиру мне без ключей не попасть и я заболела.
22 Магазин «Гудвилл» — американский секонд-хэнд.
108
Меня тошнит и выворачивает прямо на газоне у дома. Сейчас всего восемь утра.
Соседи видят меня, но мне, опять же, плевать. Опустившись на траву, я отключаюсь.
Прихожу в себя я где-то около одиннадцати дня, еще недостаточно протрезвевшая для
того, чтобы вспомнить, где мои ключи. Чтобы попасть домой, мне остается сделать только
одно — позвонить Анне.
— Ну хоть мне позвонила, — говорит она, приехав. — Это самое главное.
Я ничего не отвечаю.
Анна поднимается по лестнице, открывает мою дверь и придерживает ее для меня.
— Ты напилась? — шокировано спрашивает она. В любое другое время ее бы это
насмешило, но не сейчас, хотя меня саму это забавляет. — На тебя это не похоже.
— Выдались тяжелые дни, — отвечаю я, плюхаясь на диван.
— Хочешь об этом поговорить?
— Ну, у меня умер муж, это тяжело пережить. — Мне не хочется говорить с ней об
этом. Мне ни с кем не хочется говорить.
— Я знаю.
Анна принимает мой саркастический ответ как искреннее признание. Она, конечно
же, осознает, что я насмехаюсь, но по-прежнему отвечает мне дружеским пониманием, и