руководить всем из-за кулисья. Вы даже не уехали из Лос-Анджелеса. Вам нет нужды
оставаться в отеле, Сьюзен. Вы можете вернуться к себе домой. Почему вы всё еще здесь?
— Я не даю ей ответить. — Хотите мучить себя, потому что Бен не рассказал вам о том,
что женился? Так мучайте! Мне плевать! Только не надо кидаться из крайности в
крайность. Для меня это невыносимо.
— Мне совершенно безразлично, что тебе там невыносимо, Элси, — отвечает
Сьюзен. — Хочешь верь, хочешь — нет.
Я напоминаю себе, что этой женщине сейчас больно. Эта женщина потеряла
последнего близкого ей человека.
— Вы можете отрицать очевидное сколько угодно, Сьюзен. Можете думать, что я
безумная, врущая вам лунатичка. Можете цепляться за мысль, что ваш сын никогда бы не
сделал ничего без вашего ведома, но это не изменит того, что я вышла за него замуж, и
что он не хотел, чтобы его кремировали. Не сжигайте тело своего сына только потому, что
ненавидите меня.
— Я не ненавижу тебя, Элси. Я просто…
Теперь моя очередь ее обрывать:
— Ненавидите, Сьюзен. Вы ненавидите меня, потому что ненавидеть вам больше
некого. У вас больше никого не осталось. Если думаете, что у вас получается это
скрывать, то вы ошибаетесь.
Она молча смотрит на меня, и я не отвожу взгляда. Не знаю, что придало мне
смелости быть с ней честной. Я не из тех, кто может смутить одним лишь взглядом, тем
не менее, я гляжу на свекровь, сжав губы и нахмурив брови. Может, она думает, что я
сдамся, развернусь и уйду. Кто знает. Молчание длится так долго, что когда Сьюзен
нарушает его, я чуть не вздрагиваю.
— Даже если всё так, как ты говоришь, даже если вы двое поженились и ты скоро
получишь брачное свидетельство, даже если ты была любовью всей его жизни…
— Была, — прерываю я ее.
Она не слушает меня:
— Даже если это так, то как долго вы были женаты, Элси? Пару недель?
Я усиленно пытаюсь дышать нормально. Вдох-выдох. Вдох-выдох. В горле растет
ком. В висках бьется кровь.
— Не думаю, что две недели что-либо доказывают, — заканчивает Сьюзен.
45
Я думаю о том, чтобы развернуться и уйти. Ведь именно этого она и хочет. Но я не
делаю этого.
— Хотите кое-что еще узнать о вашем сыне? Он бы разозлился, если бы видел, что
вы творите. Вы бы разбили ему этим сердце. И сильно разозлили.
Я покидаю ее номер, не попрощавшись. Выйдя за дверь и обернувшись, я вижу
грязный отпечаток моей туфли на ее прежде девственно-чистом ковре.
Двумя часами позже звонит мистер Павлик сказать, что Сьюзен берет погребение