отношения. Но при этом она искренна и бесхитростна. Мне всегда казалось, что одно
противоречит другому.
— Привет, Нэнси. Это Элси.
Громков вздохнув, она тихо произносит:
— Мне очень жаль, Элси.
— Спасибо.
— Я даже не могу себе представить…
— Спасибо, — обрываю я ее. Если она продолжит в том же духе, то я снова нажму
на отбой. Свернусь калачиком и зальюсь гороховыми слезами. — Там Лайл рядом? Мне
нужно поговорить с ним о моем возвращении на работу.
— Конечно, конечно. Секундочку, милая.
Лайл отвечает через несколько минут, и его ответ подобен урагану. Наверное, ему
еще неприятнее вести этот разговор, чем мне. Никто не хочет быть на месте человека,
который в подобной ситуации должен разглагольствовать о моих обязанностях.
— Послушай, Элси. Мы всё понимаем. Бери столько времени, сколько тебе нужно.
У тебя накопилось достаточно и отпускных дней, и больничных, и дней, что ты работала
сверхурочно, — выпаливает он, желая быть любезным.
— А сколько мне полагается мой-муж-умер дней? — спрашиваю я, пытаясь
разрядить атмосферу, пытаясь сделать так, чтобы все перестали чувствовать неловкость.
Но все ее чувствуют, и шутка падает в воздух, точно в воду бревно. Между нами повисает
пауза размером с автобус. — Спасибо, Лайл. Думаю, для меня будет лучше побыстрее
вернуться к ежедневной рутине. Жизнь ведь продолжается, да? — Чушь. Пустая болтовня.
Жизнь не может продолжаться. Просто именно эти фразочки люди говорят друг другу,
услышав их в одной из дневных телевизионных передач. Для меня больше жизни не
существует. И не будет существовать. Ничего не будет продолжаться. Однако тем, кто не
живет в долине горя, не нравится слышать такое. Им нравится слышать, что ты
«оживаешь». Они хотят говорить своим сослуживцам, тем, с кем ты перебрасывался
53
парой слов, поднимаясь на лифте на работу, что ты «хорошо держишься». Что ты
«железная леди». Самые грубоватые из них хотят сказать, что ты — «стойкая стерва» или
«несгибаемая сучка». Я не такая, но пусть думают что хотят. Так всем будет легче.
— Рад это слышать. Просто скажи, когда выйдешь.
— Похороны завтра утром, в выходные я бы предпочла отдохнуть. Как насчет
вторника?
— Вторник? Замечательно, — говорит он. — И… Элси?
— Да? — Поскорее бы трубку положить.
— Пусть земля ему будет пухом. Никто не знает, что нам уготовил бог.
— Уху, — отвечаю я и нажимаю на отбой.
Впервые за всё это время кто-то упомянул при мне бога, и у меня возникло острое
желание свернуть Лайлу его жирную шею. Это грубо и бестактно — напоминать мне о