– Чего же ты опасаешься?
– Первая же моя измена будет по закону считаться преступлением против тебя… ты можешь потребовать развода… отнять у меня детей…
– Хотя у тебя нет никакого повода думать, что способен на такую гнусность, я все-таки рад, что ты думала об этом. Я дам тебе некоторое обеспечение и том отношении. Самое лучшее и простое – это, чтобы я дал тебе письменное удостоверение, в котором я заявлю, что я знал и согласен со всеми твоими поступками и, следовательно, не имею права ни претендовать на тебя, ни начать процесса против тебя. Кроме того, я дам тебе несколько пустых бланков, моей подписью, которые ты, если захочешь, можешь ним сама заполнить, или предоставить сделать это кому угодно. Таким образом я всецело буду в твоей и мстительности у тебя не будет права не доверять мне.
Мы разговаривали совсем тихо, чтобы не разбудить спящего ребенка, улыбавшегося в своем сладком сне.
Леопольд пошел в свою комнату и вскоре принес свое «заявление» и белые листы бумаги, подписанные им. У него был такой довольный вид, точно осуществление его желаний было теперь неизбежно.
Была уже полночь, я посоветовала ему лечь спать, что он и исполнил.
Я была рада остаться одной. Я чувствовала себя опустошенной, без мыслей, и в полном отчаянии.
Я подошла к окну и стала смотреть на улицу. Городок спал спокойно, точно сказочный, под своим снежным покровом. Стоя так, я ждала, когда кончится ночь, но время как будто замерло, и мне казалось, что для меня никогда больше не наступит день.
На столе лежали его «заявление» и белые листы бумаги с его подписью внизу – теперь, в то время, когда я пишу эти строки, почти двадцать семь лет спустя, они снова передо мной, старые и пожелтевшие, с вылинявшей подписью – и только.
Я отвернулась от всего этого мрака к источнику, придававшему мне силы в самые тяжелые часы, к моему ребенку. Я прикоснулась губами к его теплой и нежной ручке, лежавшей на одеяле, прикоснулась осторожно, чтобы не спугнуть сновидения, навеянного на него добрыми духами.
* * *
Ночь прошла без припадков кашля, опасность миновала, и через несколько дней ребенок выздоровел окончательно. С этого дня заметно было также и некоторое улучшение в состоянии моего мужа. Сначала страх за больного, затем радость сознания, что его кумир спасен, встряхнули его, и он несколько забыл о себе.
Чудные солнечные дни, предвестники весны, позволяли обоим выздоравливающим выходить около полудня и на солнышко. Эта ежедневная прогулка на свежем воздухе сделала чудеса: у моего мужа заметно проходила болезнь горла, а в его беспокойную, измученную душу снова вернулись уверенность и надежда. Раннее наступление весны разогнало, точно тени, все ужасы зимы.