Когда Орландо встал рядом с ведущим, из-за кулис появились две ассистентки. Одна несла поднос с парой наручников и цепью, вторая – крышку от бочки. Конферансье попросил мима вытянуть перед собой руки и сковал его запястья стальными браслетами, затем проделал ту же процедуру с ногами и соединил кандалы короткой цепочкой, как поступают с наиболее опасными каторжанами.
– Никаких трюков, убедитесь сами! – провозгласил он после этого.
На сцену поднялось сразу несколько человек, и один из них, крупный мужчина средних лет с кривым носом, уверил собравшихся, что в ход пошли обычные полицейские наручники.
– Сто раз такие надевали, – с усмешкой добавил он.
– Легко ли от них избавиться? – вкрадчиво поинтересовался конферансье.
– Кому как, – многозначительно ответил бывалый зритель.
– Ну конечно! – рассмеялся конферансье. – Такому умельцу, как Невероятный Орландо, ничего не стоит избавиться от оков! Но хватит ли на это дыхания?
Ведущий тычком в грудь отправил мима в бочку, тот завалился в нее спиной, мелькнули туфли, выплеснулась на сцену вода. Конферансье водрузил сверху крышку и уселся на нее для надежности. Раздалась барабанная дробь, в руке артиста возникли карманные часы.
Зал замер в немом восторге, на меня накатил невероятный сплав чужих эмоций, щедро приправленный страхом. Несколько раз крышку явственно толкали изнутри, но конферансье и не подумал встать, продолжая смотреть на часы. И лишь когда нервы у всех натянулись до предела, вскочил и объявил:
– Пять минут истекли!
И тотчас смолк барабан. Крышка не шелохнулась.
А потом кто-то тронул меня за плечо. Я нервно отмахнулся и вдруг обнаружил, что каким-то невероятным образом оказался в центре всеобщего внимания. Обернулся – за мной стоял мим. С его будто бы приклеенной к волосам шапочки и промокшей насквозь одежды капала вода, но грим нисколько не потек.
– Невероятный Орландо! – во всю глотку гаркнул конферансье и опрокинул бочку, на сцену хлынула вода.
В зале засвистели, застучали ногами, захлопали, заголосили. Мим издевательски выверенным движением выудил у меня из-за уха пикового валета и помахал картой, требуя освободить проход. Я машинально отступил и, лишь когда Орландо подошел к сцене, почувствовал, как в очередной уже раз за сегодняшний день к лицу приливает кровь. Но теперь виной тому было не смущение, а злость. Нет, не злость даже – самая настоящая ярость. Губы обтянули оскаленные зубы, пальцы сами собой стиснулись в кулаки. Нестерпимо захотелось догнать наглеца, сбить с ног и хорошенько попрыгать на его мослах, а потом ухватить за грудки и пару раз приложить затылком об пол…